Не знаю, в какой момент Эд стал видимым. Услышала только очередной возглас Ассоль, что стояла, как статуя, прижав руки ко рту.
– Что происходит? – тихий голос с дрожью. Как я её понимаю. Наверное, это страшно или неожиданно вдруг увидеть такое. Девушка переводила взгляд с меня на Стива и старалась не смотреть на Эда, но малыш тянул её, как пуповина, которую никто не спешил отрезать.
Я вздохнула. Если не попытаюсь объяснить, треснет и распадётся на части доверие, которое мы пытались выращивать несколько месяцев.
– Ты уже видела некоторые странности. Думаю, ещё одна не станет причиной для испуга или страха. Мы все… немного необычные. Вначале я, а потом все, кто однажды попал в мои руки. Исцеляя, я раскрываю в людях скрытые способности. Не у всех, но у многих. Стив называет это явление вирусом Марины Штейн. Возможно, он бродит и в тебе. Просто не проявляется. А может, никогда и не проснётся. Как знать.
– А Эд?
Теперь она смотрела на моё рыжеволосое чудо во все глаза. Что в её взгляде? Оторопь? Неверие? Сомнения?
Я вздохнула ещё раз.
– А Эд… не совсем человек. То есть человек, но немного не здешний.
– Инопланетянин? – кажется, девочка иронизирует, думает, что я её дурачу или разыгрываю.
– Нет. Это… немного другое. Он мой сын, я родила его. Поэтому в нём – моя кровь. Но Эдвард ещё и сын своего отца, – я помолчала, собираясь с духом. Ассоль напряжённо смотрела на меня, ожидая ответа. – То, что ты видела… Таким был Ник – невидимым и неслышимым для всех. Только я могла его видеть, слышать, осязать. Ник попал к нам из параллельного мира и однажды вернулся назад, оставив мне самый веский аргумент того, что он не мираж и не призрак, не домовой, как окрестила его Анастасия, моя двоюродная бабушка.
– Параллельный мир? – кажется, Ассоль выхватила самое главное из моего монолога. Девушка стояла, склонив голову к плечу и мерила Эда задумчивым взглядом.
Она отмерла и взволнованно прошлась по комнате. Щёки её неестественно алели. Стив подавал мне какие-то знаки, многозначительно погладывая на Ассоль. Хотел предупредить, чтобы я не переусердствовала. Слишком много информации не всегда польза. Я это понимала.
Девушка сжала руки и хрустнула пальцами, нервно засмеялась, и я подумала, что Стив прав: нужно помолчать, дать возможность привыкнуть. Или не спорить, если Ассоль вдруг не захочет верить.
Она остановилась, словно наткнувшись на преграду, улыбнулась мягко и таинственно, как Джоконда. Потом прямо посмотрела мне в глаза.
Я перевела дух. Не было смятения или неверия. В воздухе разливалось нечто другое – торжество, ликование, облегчение. Так бабочка выходит из кокона и расправляет крылья. Так ничтожный червяк превращается в нежное порхающее создание.
Я слышала хруст ненужной оболочки, улавливала шуршание её разноцветных опахал. Ассоль стала другой – тонкой и летящей. Исчезли угловатые движения. Постоянно опущенные плечи распрямились. Из взгляда ушла вечная затравленность и настороженное напряжение.
Я думала, меня ничем не удивить. Но ошиблась.
– Папа всегда говорил, что все события, что происходят с нами, – не случайности, а череда закономерностей, даже если мы не верим в это, – она произносила слова легко, будто выпускала изо рта морозный воздух или дым. – Я тогда не понимала, о чём он толкует. И даже когда читала его дневники, не верила. Может, потому что жила в аду и не хотела знать, что все эти испытания, грязь, боль, выпавшие на мою долю, – реальность, которая подталкивает меня к чему-то очень важному, главному в жизни.
Несправедливость – так думала я. Наказание – шептала, глотая слёзы по ночам. А теперь… он прав. Папа всегда был прав.
Стив нервно провёл ладонью по тёмным волосам и взъерошил длинные пряди. Смотрел не на девушку, а на меня. Волновался. Боялся даже. Хотел, чтобы я успокоила её и примирила с действительностью.
Ассоль увидела его немую пантомиму и улыбнулась. Перевела взгляд на лицо мужчины и покачала головой.
– Я не сумасшедшая, нет. И не свихнулась от страха. Думаю, я должна была пройти через тот ад, чтобы встретиться с вами.
Она помолчала. Опустила глаза в пол и смотрела на собственную ножку в тапочке, что выбивала чёткий, но дробный ритм. Как зайчик барабанила лапкой.
– Вы можете мне не поверить. Хотя если не поверите вы, не поверит никто. Да я и не нуждаюсь ни в ком. – Ассоль снова посмотрела на меня, судорожно набрала воздух в грудь – побольше, с запасом – и выдохнула тирадой, чтобы не передумать и не остановиться: – Мой папа – учёный, вы это знаете, но я не говорила, потому что спрятала знания глубоко в себе.