– У вас такой хорошенький мальчик, – нежно проворковала пожилая женщина, – знаете, я давно работаю здесь, но еще никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Ваш малыш… Он иной. Отличается от других детей.
Я, затаив дыхание и крепко прижав своё сокровище к груди, не сводила тревожного взгляда с женщины. Нянечка, уловив мою нервозность, успокаивающе продолжила:
– Да вы не волнуйтесь, чего только не бывает в жизни. С ним всё в порядке, только младенцы совсем беспомощны, когда появляются на свет. А ваш… как бы это лучше выразиться… ему словно не несколько часов от роду, а, по крайней мере, месяца два. Крохотный, но уже держит головку и взгляд у него осмысленный. Да и цвет кожи необыкновенный. Он не просто смуглый, а красновато-золотистый, как старинное золото. Малыш красив, как картинка.
Женщина еще что-то говорила, но я уже не слушала ее. Все мои мысли занял ребенок, которого я прижимала к груди. Я жадным взглядом окинула сына и задохнулась от избытка чувств. На мгновение прикрыла глаза. Затем, судорожно выдохнув, вновь посмотрела на малыша.
Нет сомнений: судьба – коварная и непредсказуемая подруга Сын внимательно смотрел на меня, словно изучая. Жёлто-зелёные глаза, точёные скулы, аккуратные щёчки, уголки глаз и губ опущены вниз. Красивый носик, пухлый ротик и мягкий подбородок. Малыш – копия своего отца, я в этом не сомневалась. Не колеблясь, я освободила сына от пелёнок, желая видеть его полностью.
Бронзово-медная кожа. Да-да, необычный цвет, нянечка права. Я счастливо смеялась, прикасаясь к густым волосикам каштаново-рыжего цвета на голове сына.
Мой сын, потомок домового, унаследовал характерные черты своего племени. Малыш, не сводя внимательного взгляда, широко улыбнулся в ответ, обнажая беззубые дёсна. Из его горла вырвался хрипло-довольный звук.
Я тут же почувствовала, как отяжелели и заныли груди, и поспешила приложить сына к соску. Несколько раз неумело толкнувшись, он с жадностью начал сосать молоко.
– Ну надо же! – умилилась нянечка. – Обычно у первородок молоко появляется на третьи-четвёртые сутки.
Я лишь слегка пожала плечами, нежно поглаживая пальцами высокий лобик сына. Я чувствовала единение с маленьким незнакомцем. Мне было так легко любить его, ведь он – отражение человека, о котором не забыть никогда.
Я прикрываю глаза и вижу бабушкин дом, тихие вечера, проведённые с Ником, наши разговоры и занятия, споры и нежную любовь, доверие и взаимопонимание. Мой дом сгорел от разряда молнии, что навсегда унесла любимого и мою душу.
Тогда я считала, что случившееся – слишком несправедливо, а теперь видела всё в другом свете: со мною остался сын, мой мальчик, ребёнок Ника.
– Эдвард, – выдохнула я, прикасаясь к ручке малыша. Он удовлетворённо гукнул и схватил меня за палец. Уловив недоумённый взгляд нянечки, я пояснила:
– Это имя означает: живущий в двух мирах.
Вероятно, моё объяснение ничего не сказало женщине. Она только нерешительно кивнула и наконец-то удалилась.
Наверное, это предчувствие будущего, и лишь время показало, насколько я была права, когда давала ребёнку такое имя.
Ник, знаешь ли ты, что стал отцом? Что у тебя родился сын?..
3.
Из дневника Ника
Ночь. Я один в этом доме. Без тебя.
Тишина похожа на зверя, что готов прыгнуть. Я приму его оскал без трепета и содрогания, потому что научился не бояться одиночества.
Дом живёт своей жизнью, в нём нет пустоты. Он постоянно о чём-то рассказывает, скрипит ставнями, засыпая на полуслове, как древний старик. Жаль, что мне этого мало. Не хватает тебя, слышишь? Просто не хватает тебя.
Я зову, но ты не откликаешься. Я зову, но ты молчишь. Я могу ждать, потому что ожидание – это надежда.
Тишина натягивает тетиву и замирает. Она может бесконечно долго молчать. Я позволил ей завладеть мною.
Безмолвие ворвалось внутрь и проглотило разум. А когда ночь, как ненужный хлам, вытрясла душу, сквозь обломки пустоты на меня обрушились воспоминания.
Вначале вернулись слова, развязали язык, прислушиваясь к звукам речи. За словами проснулись образы, хлынули, как саранча – не удержать, не остановить, не избавиться.