Я вернулась домой, но продолжала думать. Ходила на работу, затаилась, не звонила Майклу, хотя каждый вечер держала в руках телефон. Ждала его звонка, намёка, что ничего не изменилось. Но телефон молчал, душа рвалась на части, и мысли, одна другой гаже, бомбардировали уставший мозг. Забыл. Разочаровался. Устал ждать. Я ему не нужна.
Надо просто нажать кнопку вызова. Одно движение пальца. Но рука замирает, словно парализованная. Что я скажу? Что буду делать, если вдруг он ответит равнодушно, словно незнакомке?
Я так и не решилась позвонить, боясь услышать казённый, отстранённый голос. Отправилась к нему в офис, чтобы видеть глаза, когда буду разговаривать.
Заносчивая секретарша смотрела на меня свысока и цедила слова сквозь зубы, как мясорубка – фарш. Меня так и подмывало сказать ей что-нибудь колкое, но я сдержалась. Мне удалось выдавить из неё, что директор фирмы отбыл на отдых.
Куда, зачем и почему – эти вопросы остались только в моей голове. Всё равно бы на них не ответили.
Домой я вернулась с твёрдым намерением дождаться приезда Майкла. Спешить некуда. Несколько лишних дней разлуки не играли никакой роли.
Среди ночи я проснулась, побросала вещи в сумку и решила отправиться в гости к Марине. Мы долго не виделись, перезванивались иногда. Я знала, что у неё родился сын, которого я ещё не видела.
Ей я тоже давно не звонила. Не хотела объяснять причины своих поступков и бегства. А вчера нестерпимо захотелось её увидеть и поговорить.
Уже в поезде подумалось, что Майкл может быть рядом с Мариной. И не спрашивайте, откуда взялась эта бредовая мысль! Но чем ближе я подъезжала к городишку, тем крепче становилось это убеждение.
* * *
В общежитии, где жила Марина после того, как сгорел её дом, мне сказали, что она съехала.
Какая прелесть – эти маленькие городки! Здесь почти все друг друга знают, и куда переехала Марина, не осталось тайной за семью печатами.
Мне охотно разъяснили, где находится дом, нарисовали схему улиц и порывались найти номер телефона Марины, чтобы позвонить и рассказать о приезде подруги. Я поспешила заверить, что это ни к чему: номер её телефона я знала, но хотела бы прийти неожиданно, сюрпризом.
Пока добиралась, хлынул проливной дождь. На улице начало темнеть, но я уверено шла вперёд, ни на мгновение не сомневаясь, что найду нужную улицу и дом.
И вот я здесь. Майкл стоит ко мне спиной, а я говорю, о чём попало, лишь бы не молчать. Всё чудилось: захлопну рот, и повиснет тягостное молчание.
Меня мало заботило, кто что подумает о моём приезде. Усталость сумерками упала на плечи. Я села на диван и расслабилась. Голова шла кругом от новых лиц, волнений и впечатлений. Щёки пылали, в глазах двоилось. Я так и не поняла, в какой момент провалилась в глубокий сон.
3.
Майкл
Её приезд – шок. Сама она – касание смычка к натянутым до отказа струнам: и звук льётся, и слишком много тремора в воздухе.
Стиву показалось, что я злюсь. Нет. Я растерялся. Оказался не готов к встрече. Смотреть в её синие глаза – это ли не мука? Знать, что любишь и сомневаться во взаимности.
Маленькая фигурка металась в большой комнате. Ей слишком просторно здесь.
Я слышал её голос и не мог повернуться. Не мог улыбаться в ответ и говорить.
В какой-то момент голос перестал звенеть в воздухе. Она присела на диван. Я видел, как блестели растерянные глаза и румянец неровными рваными пятнами окрасил щёки.
– Уснула, сердешная, – тихо пробормотала Коляновна, когда растрёпанная голова Лики склонилась набок.
– Тише вы, супостаты, – цыкнула она на Майлза и Стива. – Чай, устала деушка с дороги.
Я молча подошёл к дивану и взял Лику на руки. Почти невесомая, удобная ноша.
– Умница, Миша, – хлопотала неугомонная Коляновна, – неси её в дальнюю комнату. Я ужо постелила там.
Она шла за мной по пятам и орлиным взором следила, чтобы её подопечная не пострадала.
Как будто я мог допустить подобное.
Бережно уложив Лику в постель, я провёл большим пальцем по её лбу, приглаживая непокорную прядь.