Я видел, как расширились глаза Коляновны. Наверное, в другое время я подумал бы, что это забавно. Но только не сегодня.
– Я люблю её, – сказал тихо и просто и, уж не знаю зачем, погладил Коляновну по могучему плечу и вышел вон.
Спустился вниз, схватил куртку и рванул входную дверь на себя.
Дождь. Именно этого мне не хватало. Смело шагнув в ночь, я радовался, что стихия набросилась на меня с яростью злого пса.
Наверное, я забрёл очень далеко. Промок насквозь и начал замерзать. Пора возвращаться назад. Я остановился посреди какой-то улицы и попытался сосредоточиться. Город я знал плохо, бывал здесь редко и бродить улицами не любил. Мне это в голову не приходило.
Сквозь шум дождя прорвался жалобный зву. Теперь я не спутал бы его ни с чем: это плакал маленький ребёнок.
Дождь. Темень. И чуть слышное, словно придушенное, мяуканье младенца.
Я пошёл на звук. И чем ближе подбирался к источнику плача, тем придушеннее он становился. Это насторожило меня: кто-то пытался закрыть ребёнку рот.
Скорее уловив шорох, чем увидев движение, я шагнул к близлежащим кустам.
Природа словно решила помочь мне: сквозь пелену туч прорвался тусклый кусок луны.
Пара обезумевших глаз смотрела на меня и словно сквозь меня. Ребёнок.
Кроме этих глаз я не видел ничего. Да и не мог разглядеть в темноте. Понял лишь: меня боятся. Животным страхом.
Прерывистое дыхание ребёнка и уже захлёбывающийся плач младенца.
– Что случилось, малыш? – я старался говорить тихо, отчётливо и как можно мягче.
В ответ – всё те же звуки дыхания испуганного загнанного зверька и плач.
– Не бойся меня. Здесь холодно. Пойдём домой.
Глаза неподвижно продолжали смотреть сквозь меня.
Я начал медленно подбираться к источнику плача. Двое детей в дождь сидят в кустах. Меня это пугало. Я слышал, как сердце молотом стучит в груди.
– Не бойся, не бойся меня. Всё будет хорошо, малыш, – бормотал я, присаживаясь на корточки пред испуганным ребёнком.
Девочка. Маленькая. Тонкие ручки-прутики осторожно прижимают к телу мяукающий свёрток.
Я медленно приблизил к ней свои открытые ладони. Почему-то показалось это важным. Вдруг впервые в жизни пожалел, что такой огромный и не совсем красивый.
– Я не сделаю тебе больно, малышка. Только кивни в ответ, ладно?
Глаза вдруг отмерли, вынырнули из прострации. Боль и страх плескались в них. Губы девочки шевельнулись.
– Дядя, ты не будешь бить нас? – прошептала она чуть слышно, и столько мольбы было в этом шёпоте, что я почувствовал, как что-то оборвалось где-то там, внутри, и камнем придавило клокочущее сердце.
– Ну что ты, девочка, я не сделаю тебе больно. Никогда.
– Там мама, – к плачу малыша добавились всхлипывания девчушки.
– Где мама? – осторожно спросил я, стараясь не делать никаких движений. Я вдруг увидел, как она пытается расцепить ручонки, что прижимали к груди младенца. У неё не получалось.
– Давай так. Я возьму на руки малыша. Ты разрешишь мне?
В ответ звучал плач. Я попытался осторожно забрать младенца. Тщетно. Её тонкие ручки не хотели размыкаться.
– Как зовут тебя, солнышко?
– Ира.
– Иди ко мне, Иришка. Ты позволишь взять тебя на руки. Я не сделаю тебе больно, поверь.
Ребёнок не шевельнулся в ответ. Я на мгновение прикрыл глаза и вознёс молитву Богу. У меня не оставалось выбора.
Затем я протянул свои большие ладони к девочке и медленно, прислушиваясь к каждому мускулу её напряжённого тела, начал поднимать малышку.
Как только оба ребёнка оказались в кольце моих рук, я почувствовал, как расслабилась девочка и её начала бить крупная дрожь.
– Не бойся, всё будет хорошо. Не бойся, – твердил, как заведённый, чувствуя, как напряжение немного отпустило и меня. – Мы сейчас спрячемся от дождя. Где, говоришь, твоя мама?
Девочка повернула голову и кивнула в сторону одного из частных домов:
– Там.
Дурное предчувствие окатило меня с ног до головы. До тошноты. Но я не мог уйти просто так.
Я быстро пошёл в направлении указанного дома. Малыш, видимо, обессилев, перестал плакать. А может, немного согрелся у моей груди.