Марина наконец-то спит. Спит, посапывая, Эдвард. Не сплю только я. Стою у окна, вглядываюсь в ночь и бесконечно задаюсь вопросами, на которые нет ответов.
Часть 1. Глава 2
1.
Марина
Наконец-то мне удалось взять себя в руки. Наверное, когда рождается ребенок, в организме женщины происходят весьма оригинальные изменения. Первые недели я ничего не могла с собой поделать: на меня навалился страх, и я поддалась непонятному психозу.
Это было сильнее меня. Постоянно хотелось находиться рядом с Эдом и прислушиваться к его дыханию. Я подкрадывалась к его кроватке и напрягала слух до головной боли. Прикладывала ухо почти впритык к лицу младенца и переводила дух, когда улавливала, как шевелятся волосы от еле слышного дыхания сына.
Я почти не спала по ночам, плохо ела, скандалила со Стивом, когда он доставал своей заботой. Стыдно: меня надо было не уговаривать и прощать, а выпороть, но Стив терпел.
В какой-то момент я поняла: дальше так жить нельзя. У меня начало пропадать молоко, и угроза искусственного вскармливания показалась мне очень сильным стимулом, чтобы измениться.
Однажды утром я встала и сказала себе: больше не хочу бояться.
– Я никогда не рассказывала, – решилась я вдруг поведать Стиву о кусочке прошлого, – но в тот день Ник спас меня. Я… совершила нечто страшное. То, чему нет и не может быть оправдания. Хотела уйти из жизни, как Джо. Не знаю, почему так поступила. Меня будто подталкивало что-то. В голове мешалось, навалилось всё и сразу. Дурацкий порыв, помешательство. Может, гормоны такие шутки шутили, а может, что другое. Я много раз прокручивала ту ночь и понимала: сделала бы я ту глупость или нет, Ник всё равно ушёл бы.
– Зачем ты рассказываешь мне об этом?
Стив внешне спокоен, но я знаю, как ему даётся эта расслабленность. Его всегда выдаёт бледность и желваки, что невольно появляются, когда он сжимает челюсти.
– Есть вещи, о которых стыдно и больно думать, а произнести вслух – почти нереально. Это признание – одно из них.
Стив молчит, сжимая и разжимая тонкие пальцы, удивлённо приподнимает брови и прямо смотрит мне в глаза:
– Если ты думаешь, что после этого признания что-то изменится в моём отношении к тебе, то знай: нет, я не осуждаю и никогда не буду этого делать. Все мы однажды стоим у черты, и никто не знает, почему одни делают лишний шаг, а кто-то оказывается сильнее.
– Я как раз оказалась слабой, – возражаю, не пытаясь найти оправдание.
– Зато ему хватило силы спасти тебя. Сам ли человек находит выход или обстоятельства за него решают – не важно. Ты есть, родился Эдвард. И главное, что прозвучало между строк: Ник всё равно бы ушёл. Слишком удачно всё тогда сложилось. Он не мог уйти просто, шагнуть из нашего мира в свой. Нужны были особые условия. И они, эти условия, получили его, чтобы забрать.
Я замираю, прислушиваясь к тому, что бьётся у меня внутри. Иногда Стив мудрее, сильнее, правильнее меня. Сейчас именно такой момент.
– Я хочу, чтобы ты не думала об этом больше, – доносится, словно издалека, его голос. – Не терзалась. Случилось то, что должно было случиться. И не произошло то, чего не должно было произойти.
Сказал вот так просто и правильно, и это стало последней точкой в моих терзаниях.
Я решилась на переезд. После того, как сгорел мой дом, я напрочь отказалась жить в доме Антония Евграфовича, хотя Майкл постоянно уговаривал меня занять пустующее жилище. Я отказалась и от гостеприимства Иноковых – моих лучших друзей. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя и решить, как жить дальше после исчезновения Ника. Поэтому поселилась в общежитии.
Стив жил со мной. Постепенно мы превратили обшарпанное помещение в довольно уютное гнёздышко, но в преддверии нашествия родственников Стива, я понимала, что общежитие и Сюзанна, две крохотные комнаты, шесть взрослых людей и малыш – вещи несопоставимые.
В начале июля, за несколько дней до приезда торжественной делегации, мы перебрались в дом Антония Евграфовича (точнее, теперь уже дом Майкла).
Вот уж и впрямь странно устроен человек: я сопротивлялась этому очень долго, а только переступила порог нового жилья, как почувствовала себя дома. Стив, уловив мою взволнованность, только пожал плечами: