– Очень давно, ещё там, на Кмантрайне, вейдаги познали боль, унижение и ужас, когда их клеймили, издевались и пытали. Им хотелось выжить, но, получив желаемого, они так и не поняли, почему проиграли. – Риан наконец-то говорит то, о чём думал в последнее время. Ещё там, на Земле. – Они ведь, по сути, были намного сильнее своих мучителей. У вейдагов начисто отсутствовал инстинкт убийцы, но очень развит комплекс самоуничтожения. Мы перемудрили, Дайна.
Развиваясь, достигая небывалых высот, совершенствуясь в необычных возможностях мозга, интеллекта, тела, мы смотрели на окружающих свысока. Наверное, нам надо было попытаться поделиться знаниями и силой.
Там, на Земле, я понял одну вещь: каждый человек уникален. Одни развиваются быстро и ярко, неординарно, а другие похожи на безмятежно спящего младенца. Но стоит только прикоснуться к душе таких людей, как он проснутся. Начнёт развиваться его сила, что дремала и ждала своего часа.
Дайна недоверчиво смотрит на брата:
– Ты хочешь сказать, Риан, что любой, даже самый отсталый человек смог бы овладеть мастерством и силой вейдагов?
Вот оно – неверие и та же степень превосходства, намертво вбитая в головы. Он смотрит в её лицо внимательно. Заглядывает в глаза, опускаясь на дно души, чтобы почувствовать, чтобы достать ларец её веры и разбудить новое знание.
– Да, Дайна. Смог бы. Пусть по-разному, пусть не всегда мощно, но определённые ростки дара способны проклюнуться в каждом, кто захочет этого. Или если получит толчок. Кто-то будет сильнее, кто-то слабее.
Вспомни: вейдаги тоже развиваются неодинаково. Когда мы обучаем наших детей, то делаем это терпеливо и не подгоняем тех, кто развивается медленнее других. Медленно не значит безнадёжно. Просто другой ритм восприятия и развития.
Там, на Земле, много людей и народов. У них разный цвет кожи и религия, языки и убеждения. Здесь, на Заонге, нас всего два рода с общими корнями. Один язык, одна вера и сила, что живёт в каждом, но не всегда находит выход. Я не верю, что за столько столетий не нашлось человека, который бы не смог прекратить самоуничтожение. Я не говорился. Мы, люди одной крови, убиваем сами себя.
Дайна смотрит на брата и не узнаёт его. Он другой, – в который раз думает она. Ровная сила и уверенность, правота, которых не было раньше. Его дар будит надежды, что спрятались глубоко-глубоко и спали крепким сном.
– Но ты ведь пришёл, чтобы всё изменить?
Он качает головой, усмехаясь горько.
– Возможно, до меня были другие. Просто их не поняли. Или не захотели ничего менять. Наши письмена не рассказывают об этом: умалчивают или со временем переписаны. Думаю, я претендент на безвременную кончину. Горькую, но такую своевременную. Поэтому я исчезну, растворюсь в воздухе кровавого Заонга.
– Ты знаешь, куда идти?
– Знаю. Меня ждут. Но лучше тебе не знать ничего. Так спокойнее. Я ухожу, чтобы вернуться, Дайна.
Она кивает и легко проводит ладонью по его лицу. Нежно и с любовью. Риан сжимает тонкие пальцы в руке, целует сестру в щёку и улыбается.
Миг – и его больше нет рядом. Он видит, как Дайна привстаёт на цыпочки, вытягивает шею, пытаясь понять, куда он делся Вглядывается в красноватую дымку, но ничего не видит.
Она долго ещё стоит, прижимаясь к неровным камням. Мысли её мечутся беспокойными всполохами. И только когда Дайна наконец-то уходит, он делает первый шаг на пустынное плато. Пора. Вот теперь можно уходить.
Он ступает неслышно – невидимый и неслышимый. Идёт, чтобы найти новую точку опоры.
* * *
Вперёд его вёл инстинкт. Он знал: Банту ждёт. Двигался осторожно, чутко реагируя на окружающий мир. Риан не имел права на ошибку, иначе мог потерять жить.
Банту он нашёл, когда на Заонг спустились плотные сумерки. Она ждала его далеко в горах, сидя под одиноким раскидистым деревом. Её худая, сгорбленная фигура сливалась с корявым стволом и казалась уродливым наростом, плотно прилепившимся к коре старого дерева.
Губы Банту слегка шевелились, словно она повторяла слова, понятные и нужные только ей. Длинные седые волосы развевались на ветру и казались причудливыми ветвями.