Через несколько мучительных мгновений старуха пришла в себя. Взгляд её прояснился и пронзил Ника деланным удивлением.
– Я говорила, что позабочусь о тебе, как о своём родном сыне, которого не родила в своё время. У меня никогда не было детей, Ник.
Мужчина понял, что старуха лжёт. Она и не скрывала своей лжи, сообразив, что выдала себя с головой. Неожиданный вопрос застал её врасплох, но своей ложью Банту давала понять, что не собирается делиться своей болью с ним. Не сейчас, когда внутри у неё ревёт пламя, что пожирает всё, к чему прикасается.
Ник не осмелился глотнуть комок, что мешал ему нормально вздохнуть, когда Банту вызывающе и безрассудно глядя ему в глаза, нараспев повторила, усиленно растягивая бескровные губы в ужасающей улыбке, напоминающей оскал смертельно раненого зверя:
– У меня никогда не было детей, Ник.
Часть 2. Глава 5
Банту без сил рухнула в своём углу, как только фигура мужчины растворилась в узком проходе пещеры. Как хватило сил, чтобы не сорваться? Готовя завтрак, машинально двигала руками, как игрушка на шарнирах: нет мыслей, нет эмоций, есть руки-ноги – туда-сюда, туда-сюда, но это помогло ей выдержать.
Сам того не ведая, Ник вскрыл рану, что не зажила с годами. Банту думала, что со временем немного зажило, затянулось робкой корочкой, покрылось забвением. Но разве такое забудешь.
Она не возражала, когда Ник захотел выйти наружу. Туму нужны солнечные лучи, чтобы зарядиться. Мальчику нужно подышать, чтобы в себя прийти. Да и ей необходимо пространство и драгоценные минуты, чтобы успокоиться, перевести дух.
Но воспоминания нашли узкую лазейку, радовались прорехе и рвались наружу из её сознания. Накатывало огромными волнами. Банту, боясь захлебнуться, продолжала барахтаться и подавлять их силой, которая не желала, не хотела её слушаться.
* * *
Её маленькое приключение осталось для всех тайной. Никто не искал «эту странную Банту», как опасался её новый знакомый-полукровка. Все давно привыкли к её чудачествам.
С недавних пор Банту жила одна: ей надоели хмурые взгляды отца и застывший укор в глазах матери. Поэтому, как только её отказались обучать дальше, считая, что все труды пропадают даром, она сплела небольшую стикару, неумелую и странную, как она сама, и покинула родителей.
Девушка чувствовала, что стала бременем, обузой, с которой не знали, что делать. Мать с сожалением замечала вслух: зачем Банту такая красота, когда ни один парень не может вынести её полной неустроенности, странности и вопиющего невежества.
Наверное, сетовала мать, из дочери может получиться жрица любви, если найдётся храбрец, который попытается пробудить её чувственность. В противном случае, Банту навсегда останется милым, прекрасным, но всё же ребёнком.
Рассуждения матери, бесхитростные и простые, Банту пропускала сквозь себя: они где-то витали над нею, но не отпечатывались ни в дремлющем мозгу, ни в спокойном и бесстрашном сердце.
Она всё время была одинокой. Не было подруг и друзей. Даже в детстве. Банту не любила детские игры и забавы. Сидела в сторонке и наблюдала, как клубится красноватая дымка; как вулканы, извергаясь, плюются огнём и расплавленной магмой; как журчит вода; как вскрикивают птицы; как растут причудливые, иногда опасные растения.
Даже братья и сёстры не были ей близки. Всё, словно преломляясь в причудливом кристалле, отскакивало от неё и не находило отклика. Никто, казалось, не могло её взволновать настолько, чтобы она заплакала или громко рассмеялась, почувствовала восторг или огорчение.
Обжегши палец, Банту не стонала от боли, не трясла рукой, а только с удивлением смотрела на покрасневшую кожу и растущий на глазах волдырь. Не умея самоисцеляться, она, однако, ни разу не прибегала к посторонней помощи. Её болячки заживали сами по себе.
Окружающие окаменели бы от удивления, если бы узнали, что неожиданная встреча с полукровкой дала тот самый толчок, который пробудил спящий мозг Банту. Импульс, который тщетно и долго искали, прибегая к разным ухищрениям, но так ничего и не добились.