– Не так быстро. Неужели ты подумала, что я поведусь на твоё враньё?
Она сникла, будто из неё выпустили весь воздух, а затем завизжала, показывая бойцовский характер.
– Ты, козёл! Я могла умереть от разрыва сердца! Я удрала в этот город, но вы и тут меня достали! Ненавижу! Можешь стараться, но я и шагу не сделаю из этого чёртового города! Я лягу посреди улицы, и тебе придётся волоком тянуть меня, по-другому не получится, ты так и знай! Беги, холуй, докладывай, что ты меня нашёл! Ненавижу, я всех вас ненавижу! И секту вашу, и идеи ваши дурацкие! Лучше грохни меня сразу, иначе я всё равно убегу! Я думала, ты порядочный, а ты такой же, как все! Вам легко обмануть меня, прикинуться святошами, а в глубине своих сердец оставаться сколькими и чёрными, как гадюки!
Тая задохнулась, побледнела и начала обмякать у меня на руках.
– Тебе плохо?
– Ничего, всё пройдёт. Посади меня на лавочку, – прошептала она.
Я усадил её на лавку, пощупал пульс и понял, что с сердцем плохо. Положил руку ей на грудь и начал водить по часовой стрелке, представляя, как боль становится маленькой, как горошинка. Я могу взять её в ладонь и выкинуть прочь.
Лицо Таи постепенно обрело нормальный цвет. Я понял, что победил боль. Никогда ничего подобного в своей жизни не делал. Я открывал в себе неизведанное, но не поражался этому, а воспринимал всё, как должное. Вернее, даже не осознавал, что делаю что-то из ряда вон выходящее.
– Лучше б я умерла. Почему ты не дал мне умереть?
Столько отчаяния и обречённости было в её голосе, что я решил успокоить её во что бы то ни стало.
– Ну, во-первых, от такого не умирают. А теперь послушай меня внимательно. Я не искал тебя специально, не шпионил. И вообще не имею никакого отношения к твоему прошлому.
– Я не верю тебе. Из всей толпы ты подошёл именно ко мне.
– Я же объяснил: ты похожа на Марину. Причём очень похожа.
– Прям не отличишь, – съязвила Тая.
– Почти. Ты немного моложе. А вообще, смыть с тебя боевую раскраску, одеть в её вещи – и, наверное, не отличишь.
– Всё равно не верю. Ты посвящённый. Если бы ты был обыкновенным, я бы ещё подумала, а так…
– Как мне доказать, что я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь?
Тая оживилась, её глаза заблестели.
– Отпусти меня. Я исчезну, растворюсь, уеду в другой город, в какую-нибудь глухомань.
Я вздохнул и потёр переносицу.
– Вот этого-то я как раз и не сделаю. Где ты живёшь на самом деле. Холодно. Ты, наверное, совсем заледенела.
– Нигде. Я только сегодня приехала. Сумку бросила на вокзале, в камере хранения. Хотела хоть что-то найти, но не получилось.
– У тебя есть деньги?
– Нет, – голос прозвучал весело, и я понял: это правда, она не боялась, что я её ограблю.
– В таком случае, ты приехала искать приключения на свою красивую пятую точку. Шляясь ночью по улицам города с распущенными волосами, ты должна приготовиться к тому, что к тебе начнут приставать.
Тая сникла, осознавая правоту моих слов.
– Что же мне делать? – голос её прозвучал растерянно.
– Довериться мне, хочешь ты этого или нет. Сделаем так: едем на вокзал за твоей сумкой, а потом я заберу тебя к себе. Вставай.
Я помог ей подняться и быстро зашагал к троллейбусной линии. Тая рысцой припустила за мной.
– Ты только не забывай: у меня критические дни, – бормотала она, стараясь не отставать.
– Я помню, помню.
Мы забрали спортивную сумку, которая по весу казалась довольно лёгкой. Видимо, там было совсем мало вещей.
Мысленно я поблагодарил отца: он настоял, чтобы я проживал в комнате один. Лишняя кровать имелась, оставалось только пройти мимо вахтёра.
К счастью, именно в этот день дежурил Павел Дмитриевич Хлудеев, которого мы за глаза дразнили дедом Хлудеем. Он любил напускать на себя важность, но по сути своей был безобидным и зачастую смотрел сквозь пальцы, когда в стены общежития проникали посторонние.