– Я хотел сказать, Тая, что Марина замечательная и полна добродетелей, но мне нет места рядом с ней.
Глаза девушки обрели осмысленность.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что и правда люблю её, она дорога мне. И какое-то время я испытывал к ней не только братскую любовь. Но у неё своя жизнь. Она старше на семь лет, недавно у Марины родился ребёнок. А живёт она с парнем Стивом. Правда, тоже по-братски. А я только мальчишка, что влюбился впервые и надоедал ей своим присутствием, беседами и подростковыми проблемами.
– Тогда почему ты так холоден ко мне?
Я смущённо тряхнул головой.
– Это неправда, Тая.
– Ну, равнодушен, безразличен. Ты заботишься, помогаешь. Но точно такую помощь ты мог оказать из милосердия дряхлой старушке на улице.
Я заметил, что всё ещё продолжаю держать девушку за руку. Я подвёл её к столу и усадил напротив себя, нехотя отпустив горячую ладонь
– Послушай, Тая. По-моему, ещё в тот вечер, когда я остановил тебя на улице, ты дала понять, что до смерти боишься мужских поползновений на свою честь. Чуть позже, наблюдая за тобой, я не заметил в тебе стремления сближаться ни со мной, ни с кем другим.
Тая покраснела, опустила голову и чуть слышно пробормотала:
– А если я скажу, что мне хотелось, но я не решалась навязываться?
Больше я не стал терпеть и сделал то, о чём мечтал давно: я притянул Таю к себе и поцеловал в губы, отметая прочь ненужные вопросы, подозрения, недомолвки и обиды.
Тая
Иногда я смотрела ему в спину и тихо ненавидела за непробиваемость и спокойствие. Что это? – думалось мне. – Святость? Абсолютная невинность? Равнодушие? А может, гомосексуальность?
Привыкнув к полной распущенности нравов, не понимала необычного поведения нормального, на первый взгляд, здорового парня.
Потом до меня дошло: во всём виновата Марина Штейн. Он любил её, а меня просто терпел из человеколюбия и жалел, как могут жалеть бездомную собаку.
Он носился со мной, как с писаной торбой. Приносил книги, учебники, терпеливо занимался и объяснял то, чего я не улавливала. Иногда я не понимала его альтруизма. С чего бы это? Он что, полный кретин? Болван? Или у него есть тайные, гнусные мысли относительно меня? Я не очень-то обольщалась, поэтому иногда в голову лезли совсем уж нехорошие вещи.
Это были страхи. Внутри я чувствовала: Володя не лукавит. Но в это очень, очень тяжело верилось.
Он кормил меня и содержал. Исправно покупал гигиенические мелочи и даже прокладки, отчего хотелось визжать и биться в истерике от стыда. Но ни разу не попрекнул, не ткнул носом, как вшивого котёнка, что я камнем вишу на его шее. Он редко ездил домой, хотя я упрашивала его не обращать на меня внимания.
– Я не могу бросить тебя, Тая. И с собой пока не могу повезти. Да и сессия на носу, поэтому спокойно буду готовиться к экзаменам. А родителям весело и без меня. У них полон дом детей, друзей, коллег и прочих приближённых особ.
Его голос звучал весело, но я не верила, что он и впрямь радуется.
Иногда вечером мы выходили на улицу, бродили по студгородку. Я наслаждалась свежим воздухом и с трудом удерживала слёзы: мне ещё никогда не было так хорошо.
Вот ведь парадоксы жизни: с посвящёнными я могла передвигаться свободно, но металась, как львица в клетке, да ещё и с петлёй на шее. Здесь, заключённая в четырёх стенах, не могла покинуть комнату, когда хотела, но зато никогда ещё не дышалось мне так легко и свободно.
Однажды утром я проснулась и поняла, что люблю его. Простая, как копейка, мысль. Ясная, как небо в солнечный день. Я вот только не знала, что мне со всем этим делать. Словно ступала на хрупкий лёд ногой, примерялась и не решалась идти вперёд. Поэтому продолжала бродить на берегу, изучая каждый камень, каждый чахлый кустик, краем сознания всегда помня: лёд, наверное, стал крепче, по нему можно идти.
А мой избранник оставался доброжелательным, добрым, но очень сдержанным. И я не решалась сделать шаг навстречу.
Но, в конце концов, настал день, когда я не выдержала. Теперь мне кажется, что он видел меня насквозь. И мою ревность, и моё отчаяние, и уязвимое самолюбие. Наверное, мне никогда не удастся быть такой же спокойной и умеющей посмеяться над собой. На это способен только он, мой Володя.