Его поцелуй стал тем потоком, что смыл с моей души остаток грязи и прикосновения десятков нечистых рук. И когда он отстранился, тяжело дыша, я поняла, как трудно ему давалось спокойствие.
– Теперь ты знаешь всё, Тая. Ты желанна мне. Но это не значит, что я наброшусь на тебя.
Я не верила своим ушам.
Володя тряхнул головой.
– Считай, как хочешь. Но против внутреннего голоса я не пойду. Возможно, я старомоден. Не умею быть простым и расслабленным. Я и раньше избегал случайных связей и быстрого, ни к чему не обязывающего секса.
– Ты девственник, – обвинила я Володю, но он только посмотрел, улыбаясь, и кивнул.
– Да, это так. И я не стыжусь этого.
Я закусила губу.
– Возможно, тебе претит прикасаться к такой трудной девушке, как я? У меня действительно тёмное прошлое.
Но его разве проведёшь?
– Зато у тебя блистательное светлое будущее. И потом, не пытайся обманывать меня.
Я невольно потёрла шрамы на запястьях.
– В чём же я, по-твоему, обманываю тебя?
– Ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле. Я ведь знаю: ты тоже девственница.
Я резко вскинула голову, а потом сникла.
– Иногда я забываю, что ты посвящённый и тебе доступно то, что закрыто для других. Ты копался во мне.
Володя взволнованно взъерошил волосы.
– Вот почему я предлагаю побольше узнать друг друга, а не сразу прыгать в постель. Нам надо учиться доверию. Чтобы не только тела соединялись, а и кое-что другое. А если ты тревожишься, что я тебя тайно изучаю… Нет, Тая, ничего подобного я не делал. Просто иногда знания приходят сами, непроизвольно, не спрашивая, хочу я это знать или нет. Я поцеловал тебя и понял. А может, это знание пришло от прикосновения. Не уверен.
Я прошлась по комнате и села на свою кровать.
– Мне надо попросить у тебя прощения. Я научусь быть доброй и светлой, дай мне время. Очень тяжело учиться верить. Наверное, тяжелее, чем что-то другое. Да это и понятно: столько лет я находилась в постоянном напряжении. Тебе не интересно узнать, как я умудрилась остаться целомудренной?
Володя подошёл и сел рядом со мной.
– Полагаю, это та часть истории, которую ты не захотела рассказывать.
– Я так и знала, что ты догадался.
Володя положил подушку под спину, устроился поудобнее и прикрыл глаза.
Я мысленно поблагодарила его за это, потому что не знала, хватит ли у меня духу рассказать обо всём, глядя ему в глаза.
Я ощущала его плечо рядом со своим, и это успокаивало.
– Видишь ли, – тихо начала я, – у меня всегда складывались сложные отношения с религией и моралью. Собственно говоря, девственницей я осталась только физически. О целомудрии и речи быть не может. Когда ты растёшь без родителей и вокруг тебя так мало тепла, ты поневоле начинаешь искать и находить его то в самой себе, то в тех, кто тебя окружает.
Вначале я научилась любить сама себя. Кажется, это произошло впервые ещё при дедушке. Потом мы доставляли друг другу удовольствие с одной девчонкой в интернате. Это нельзя назвать любовью. Просто не хватало любви и тепла. Так мы самоутешались.
Чуть позже я поняла, что избегаю мальчишек. И вовсе не потому, что чувствовала к ним неприязнь, нет. Почти все мои подружки уже попробовали это, а я нет. Может, подсознательно я хотела хотя бы в этом остаться чистой. Но главная причина заключалась в другом: я где-то вычитала, что даром, которым я наделена, обладают только девственницы.
– Ты же считала это проклятием, – пробормотал Володя.
– Да, но это единственное, что осталось у меня от украденной семьи. Вопреки всему, хотелось сохранить свои корни. А если уж быть откровенной до самого донышка, то во мне всегда боролись два чувства. Одно кричало, что стоит только вкусить секса, как я стану самой обычной и перестану страдать и мучиться. Другое шептало, что не надо торопиться и делать себе больно только потому, что первый путь кажется легче. Возможно, он таит в себе ещё большие несчастия. И пока шла внутренняя борьба, я не делала решительных шагов.