Мне бросилась в глаза одна картинка, не имевшая отношения ни к наградам, ни к соревнованиям. Это была обрамленная вырезка из газеты с фотографией девочки. Кто-то наполовину закрасил ее лицо ярким красным маркером, но все равно было видно, что она хорошенькая, светловолосая и что на ней прежняя форма чирлидера Ист-Шоал. Она стояла рядом с табло, выглядевшим совершенно новым. По нижнему краю картинки шла надпись: «Табло Скарлет». Торжество в память благотворительности и доброй воли, проявленных ее отцом Рэндэллом Флетчером по отношению к нашей школе.
Рамка у фотографии была золотая, и она была помещена на своего рода пьедестальчик, словно предмет культа.
На другом конце холла я заприметила Майлза. Он стоял у киоска и разговаривал с мальчиком, которого я никогда прежде не видела. Они совершили быстрый обмен. Майлз отдал мальчику что-то тонкое и золотое, а тот ему – пригоршню денег.
– Что это было? – подлетая к Майлзу, спросила я, когда мальчик ушел. – Сильно смахивает на авторучку мистера Гантри. Не могу исключить вероятность того, что ты заправский карманный вор.
Майлз поднял бровь и воззрился на меня, будто видел перед собой очень забавного щенка.
– Так вот почему ты влил в себя ту гадость утром? Чтобы стянуть ручку учителя? И продать ее?
Майлз засунул руки в карманы.
– У тебя все?
– Сейчас подумаю. – Я постучала пальцем по подбородку. – Да, все, паршивец.
И пошла прочь.
– Алекс! Подожди!
Я обернулась. Он впервые назвал меня по имени. И впервые протянул мне руку:
– Сильный ход.
Ну, нет. Так не пойдет. Не для того я десять минут возилась с клеем над его шкафчиком, чтобы тут же признаться в этом. И я выгнула собственную бровь и важно сказала:
– Понятия не имею, о чем ты.
Уходя, я успела заметить, что кончики его губ начинают растягиваться в улыбке.
Магический шар
Разговор номер два
Это не может быть он. Это не он, верно?
Не могу сейчас ответить.
Я знаю, что спрашивала тебя об этом уже десятки раз, но… просто… да или нет?
Сосредоточься и спроси снова.
У тебя в два раза больше положительных ответов, чем отрицательных и неясных. Почему ты продолжаешь издеваться? Это не он, правда?
Я лучше не буду тебе ничего сейчас говорить.
Ты уже отвечал так. И я снова спрашиваю тебя. Он ничтожество, значит, не может быть Голубоглазым, правда?
Ответ неясен. Попробуй еще раз.
Ответ неясен. Вот дерьмо.
Двенадцатая глава
Переход из Хилл-парка в Ист-Шоал оказался для меня значительно проще, чем я ожидала. Одинаковая школьная чушь в немного разных обертках. Единственным отличием оказалось то, что все в Ист-Шоал было совершенно безумным.
Об этом я узнала в течение первого месяца.
Во-первых, счетное табло действительно было школьной легендой, и мистер МакКой очень нежно любил его. У директора был собственный стиль безумия: он постоянно напоминал всем о Дне спортивного табло, когда мы все сделаем ему подношения цветами и гирляндами из лампочек, словно это самое табло является гневливым божеством майя и убьет нас за неповиновение и недостаточное обожание. Но все же МакКою удавалось замаскировать свое безумие хорошими оценками за контрольные и еще более хорошим поведением учеников. В глазах родителей и учителей он был превосходным директором.
Во-вторых, в школе существовала секта, занимавшаяся обсуждением теорий заговоров и установлением, правильны ли они. Ее приверженцы собирались в каморке уборщика. А главарем этой секты был Такер Бомон.
В-третьих, мистер Гантри, самый агрессивный учитель в школе, имел прозвище Генерал из-за пристрастия к разглагольствованиям о войнах и размахиванию своей драгоценной золотой авторучкой как оружием. Он дважды побывал во Вьетнаме, и в долгой истории его семьи насчитывалось немало сложивших головы на полях сражений. Мне было практически невозможно удержаться, чтобы не называть его лейтенант Дэн.
В-четвертых, двадцать лет тому назад кто-то шутки ради выпустил из террариума питона учителя биологии. Тот спрятался за плитками потолка, и с тех пор никто его больше не видел.