Глава 7 - Моя проблема
- Прошу!
Хасанов толкает дверь. Мы оказываемся в большом холле-гостиной.
- Добрый день... - выходит к нам навстречу дублер Хасанова.
Его тридцатилетняя и гладко выбритая версии.
Шлепаясь ладонями, они по-свойски молча жмут руки.
Дублер скашивает на меня глаза.
- Прошлая была покрепче, - изрекает он.
- Эта - покреативнее.
- Хм... Позвольте Вашу куртку, - сухая улыбка от дублёра.
Черт.
Вспоминаю, что выгляжу на фоне этих двух генетически идеальных образцов весьма нелепо.
Повесив мою куртку на плечики, дублер одевается.
Руслан кивает мне, намекая, чтобы я прошла вглубь к дивану у камина.
Обняв себя за плечи, медленно иду.
- Как прошел день? - интересуется он негромко у дублёра за моей спиной.
- Орёт чайкой... Обед швырнула в дверь.
- Ясно. Давай, брат, спасибо.
Дверь под лестницей со стуком распахивается.
В дверях - девочка на инвалидном кресле.
Споткнувшись, замираю, встретившись с ее яростным взглядом.
- Надеюсь, ты запомнила заклинание экзорцизма, - бросает мне Хасанов, вставая рядом.
- Ты!.. - гневно прищуривается она на него.
- Валерия Руслановна Хасанова... - игнорируя, комментирует он. - Пятнадцать лет. Повреждение спинного мозга из-за травмы спины. Как следствие - атрофия мышц из-за длительной двигательной бездеятельности.
Короткие ногти накрашены радикально черным. Глаза густо обведены черной подводкой. На голове - гнездо! Словно сама себя кромсала ножницами. Каждая прядь разной длинны.
- Из отягчающего - лишний вес, высокий сахар...
Девчонка щекастенькая, чуть пухленькая, но несмотря на это и гнездо - вполне хорошенькая.
Да только при ее диагнозе лишний вес категорически запрещен. Иначе, ей никогда не встать. А высокий сахар - вообще катастрофа, так как при плохом кровообращении может вызвать гангрену.
- ...подростковый психоз... - продолжает он. - И несносный характер. Задача - восстановить двигательную активность.
Девчонка, психуя, сносит с тумбы вазу, пытаясь привлечь внимание.
- Я хочу есть!! - со слезами на глазах вскрикивает она.
Он даже бровью не ведёт. Я скашиваю на него осуждающий взгляд.
- От диетической еды отказывается. Дашь ей что-то мимо диеты - уволю. Накормишь ужином до упражнений - уволю.
- Включи мне интернет! - беспомощно и зло хныкает она.
- Интернет можно включать на режиме родительский контроль, только если она переживет свой массаж. У нее сильно занижен болевой порог после операции. Включишь инет мимо этого правила - уволю.
- Отдай телефон!
- Телефон запрещен, чтобы она не беспокоила социальные службы. Лера в плену, пока не встанет на ноги.
- Так а... - растерянно развожу я руками.
- И два вечера в неделю, она - твоя проблема. Потому что, мне нужно восстанавливаться. Лера - не единственный мой пациент. Другие тоже нуждаются в моем участии.
- Я тебя ненавижу! - разворачивая кресло, его дочь уезжает обратно. - Я хочу к маме...
Оглушающе хлопает дверью.
Он открывает бар, наливает себе в бокал виски.
- Хочешь мне что-то сказать? Валяй...
- Может, как-то можно договориться с ней без репрессий?
- Неа. Не вышло.
- А мама... Если бы мама была рядом...
- А мама была рядом. Мама была за рулём, когда Леру сломало пополам в двух местах. Собирал ее по запчастям... И отлично собрал! Осталось только поставить на ноги.
- Ну, знаете! От аварии никто не застрахован.
- Согласен. Особенно если запивать антидепрессанты винцом.
- Оу.
- После, мама раскормила ее до восьмидесяти, пытаясь вывести из депрессии сладким и скрывала от меня, что они не выполняют реабилитационный комплекс, пока ее ноги окончательно не отказали. Потому что "Лерочке больно".
- Кошмар... - сглатываю я. - Ну я все понимаю... И все же... Посещать-то ребенка можно было и разрешить.
- Я разрешил. А она стала тайком носить ей свои антидепрессанты и сильнейшие обезболы, которые сбили клиническую картину и остановили процесс восстановления нервной ткани. Ещё есть вопросы?
- Нет... - поджав губы, опускаю взгляд. - А можно поинтересоваться, как Вас угораздило родить вместе с такой прелестью?
- Пф… Я был молод, глуп. Мне казалось, что романтичные инфантильные истерички - это мило и нескучно.
- Самокритично.
- Я "так себе" отец, - пожимает он плечами. - И мы никогда не были особенно близки с дочерью. Но ей придется жить со мной и принимать мои правила игры. Они безжалостны, но эффективны. Мне важно,чтобы она встала и пошла. Это моя форма любви к ней. Будешь читать мне морали про жестокость - уволю.