Выбрать главу

Некоторые гусеницы превращаются в бабочек. За девять лет, с помощью парикмахера, пластического хирурга, краски для волос и нескольких тысяч бессонных ночей, я тоже поменялась до неузнаваемости.

Из длинноволосой блондинки — в брюнетку с каре. Из нескладной лопоухой девчонки — в женщину с уставшим лицом, обычными ушами и совсем другой фигурой. Женственной, местами округлой, а местами слишком худой, будто мой тяжелый декрет все еще не закончился.

— Красивая, — раздается в полной тишине, и я заторможенно поворачиваюсь к открытой двери.

— Коля? — Сняв очки, смотрю на владельца клиники.

Высокого блондина лет тридцати. Эффектного, как с обложки журнала.

— Прости, что заставил задержаться. — Кравцов входит в кабинет и останавливается рядом, опершись боком о край стола.

— Ты бы хоть сообщил заранее. Не через Савойского!

Мы касаемся друг друга ногами, но я не отодвигаюсь.

— Днем был занят. Аркадий Петрович должен был сказать тебе еще в обед. Не сказал?

— Я почти уехала с работы. — Закрываю глаза и позволяю себе глубокий вдох.

— Похоже, Савойский все еще злится, что не может тебя поиметь. — Коля смеется. Громко, словно ему все равно. Лишь глаза серьезные.

— Обязательно было отдавать новых пациентов мне?

Тему рабоче-постельных отношений решаю не развивать. Все, что могло случиться, уже случилось и поросло быльем.

— Лиза… — Коля меняется в лице. — Шаталовы для меня особые клиенты. Ими придется заняться прямо сейчас.

— Сейчас? — Я сглатываю все слова, которые рвутся наружу.

Приличные врачи не ругаются матом. Во всяком случае, при начальстве.

— Я знаю, что у тебя отпуск. Извини. — Кравцов проводит рукой по своим отросшим светло-русым волосам. И правый уголок его тонких губ ползет вниз.

— Это не просто отпуск! Это мой первый отпуск за три года! — все же взрываюсь. — Признайся, ты так поступил, чтобы наказать меня?

Резко встаю и начинаю раздеваться. Расстегиваю халат. Быстро справляюсь с пуговицами на платье. Пока Кравцов ловит челюсть, успеваю добраться до последней — над поясом. И, распахнув ворот, обнажаю кружевной бюстгальтер.

— Лиз… Ты… — Коля кладет ладонь на свой пах и поправляет мгновенно вздыбившийся член.

— Тебе это нужно, чтобы отпустить меня в отпуск? — Развернувшись к стене, прогибаюсь в пояснице и встаю на носочки.

Идеальная поза. Знаю. С любовью не повезло, так хоть учитель был хороший. Трахал и обучал на совесть.

— Лиза, ты не так поняла…

Кравцов не прикасается, но я кожей чувствую, как его взгляд скользит по кружеву чулок.

— Давай, трахай. Только резинку не забудь, а то после твоей жены и комплекта любовниц что угодно можно подхватить.

— Черт, Градская! — хрипит Коля и силой поворачивает меня к себе лицом.

— Если хочешь минет, то забудь. В презервативе не люблю. А без него в рот брать не стану.

Наверное, уже нужно остановиться. Но слишком много мужчин сегодня сделали мне «приятно».

— Да пойми ты, не мог я отправить их к Савойскому. Он же накосячит, будем потом бегать исправлять и извиняться.

— Я сыну море обещала! Мы чемоданы купили. И все видео, какие были в интернете, пересмотрели.

— Ну хочешь, я вам экскурсию на яхте по Финскому заливу устрою? Ты, я, Глеб, и больше никого. — Коля умоляюще смотрит в глаза.

Пару лет назад, когда он только купил нашу клинику, это сработало. Сейчас я слишком хорошо знаю цену такого взгляда.

— Хочу просто я и Глеб. Без «ты». И не по Финскому заливу, а по морю.

Кравцов тяжело вздыхает и опускается в кресло для посетителей.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты язва? — Он смотрит исподлобья. Серьезно, хмуро.

А меня смех разбирает.

При Шаталове так и не рассмеялась. А сейчас покатываюсь. До слез, до боли в щеках. Истерично и громко.

— Я сказал что-то смешное? — с обидой, как большой расстроенный мальчик, произносит Кравцов.

Сейчас он кажется моложе моего сына. Тот лет в пять перестал корчить подобные фальшивые гримасы.

— Язва… — отсмеявшись, говорю я. — Ты спросил, называли ли меня так.

— И?..

— Девять лет назад. Отец моего сына.

Пожалуй, Шаталова сегодня чересчур много. Такого количества напоминаний хватило бы еще лет на девять. Жаль, у памяти не существует стоп-слова.

— Наверное, он был очень проницательным, если в твои… — Что-то отсчитывая, Коля загибает пальцы. — В твои девятнадцать рассмотрел потенциал.

— Был. Проницательным, — произношу по словам. И усилием воли заставляю себя выключить режим истеричной бабенки.