— Не смейте оскорблять детей в моем доме! Я не позволю. Говорите по существу, что нужно, — ровно, но достаточно требовательно произнес отец, обращаясь к отцу Эдика.
— А мне точно это нужно? — Уперевшись в подлокотники, я уже хотел встать с кресла.
Меня все эти беседы отягощали. Прошла неделя после аварии. Я уже находился дома. А вот до Мартышки мне так и не удалось дозвониться. Я сразу же спросил у Вики, не знает ли она, куда после аварии отвезли Олесю, но сестра только пожала плечами.
— Мне что, за ней нужно было следить или все-таки за моим братиком? — Потрепала меня по щеке. — Не знаю, правда, Анри, и не смотри на меня так.
Я, поджав губы, пошел к отцу. Если он мне не скажет, тогда придется ехать к дому Олеси и отслеживать ее там.
— Сын. Эта девушка тебе не нужна. Она не твоя. Оставь ее. Не лезь туда, куда полез. Ну, у тебя что, свободных подруг нет? Если нет, давай я тебе найду! Идет? Но про эту забудь. Не пара на тебе. Занята она.
— Пап, я сам разберусь. Скажи, где она? — потребовал я.
— Скажу, но после того, как мы поговорим с отцом жениха девушки, — строго отрезал отец.
Ладно. Ладно, — успокаивал себя. Что они мне могут нового сказать? Я видел собственными глазами этого утырка, и уж вряд ли они мне откроют Америку, если свалят все на Мартышку.
— Ты же знаешь, что у нее брат сидит? — Ловлю на себе пристальный взгляд мента.
— Ну и?! Мне-то что до него? — пожимая плечами, откидываюсь в кресле.
— А то, что они с мамашкой своей всеми правда и неправдами пытаются хоть как-то помочь ему. Это она говорила? Что сына моего специально под себя подложить хотела, ища свою выгода, а все потому, что я в хороших отношениях с начальником тюрьмы, в которой сидит ее братик. Меркантильная стерва! Мелкая, а расчетливая, аж волосы на голове от такого встают.
— И как это может относиться ко мне? — вскинул бровь.
— А так, сын. Она поняла, что ты рыбка побольше будешь и власти у твоего отца побольше будет. Вот решила, как паразит перекинуться на тебя. Разве этого не понятно? Не ты ей нужен, а мое положение. Я бы не удивился, если бы она ко мне через время в штаны полезла. Сейчас девки такие, ничего не стесняются.
— Все! Довольно! Вы оба на голову больные извращенцы! — Я вскакиваю на ноги, да так рьяно, что кресло отскакивает от меня и с грохотом падает на пол.
— Мы еще не договорили! — прорычал сквозь зубы отец, сверля меня злыми глазами.
— А мне больше и не надо. Я все услышал.
Уже развернулся, чтобы уйти, когда в спину ударил голос отца:
— На Эдуарда не будет заводиться уголовное дело. И да, Олеси в городе нет. Можешь не искать. Жених забрал свою невесту, и они уехали. Это его девочка, Андрей. Не смей больше причинять ей вреда. Пусть она живет там, где ей место.
Сказать, что я был растерян после нашего разговора, — это значит не сказать ничего. Я был подавлен. Разбит. Уничтожен морально. В голове после слов отца и мента сразу сложилась какая-то странная картинка. Неправильная, низкая, грязная. Образ невинной и чистой Мартышки ушел на задний план, а на переднем появилась циничная, двуличная Олеся, которая сразу же во мне увидела того, с кого можно было поиметь больше, чем со своего Эдика. И все ее безрассудные поступки тоже казались мне такими вымеренными и продуманными, что невольная тошнота от разочарования подкатила к горлу.
Воспоминания оборвались из-за покашливания в динамике.
— Эй, Анри! Ты еще на связи? — воркует Вика. — Так что там с этой девчонкой?
— Только то, что я тебе сказал. Ах, и вот еще новость какая, — хмыкаю в трубку. — Наш «сводный братишка», оказывается, тут жениться задумал. Как ты думаешь, кто его избранница?
— Ой, спросил тоже! Откуда мне знать? Мне все равно, если честно… Хотя… погоди?! — вдруг осекается она. — Да не может этого быть?! Это… Олеся? — произносит на выдохе.
— Бинго, сестренка! Ты выиграла суперприз! — наигранно смеюсь в трубку.
Как я ненавижу это все! Зачем? Зачем я согласился на этот гребаный ужин? Лучше бы я с Юлькой на долбанном благотворительном мероприятии был, чем вот так сейчас. Всего выворачивает изнутри. Всего ломает. Я хочу поехать к Мартышке и спросить, почему?
Но имею ли я на это право? Могу ли тревожить то, что давно забыто? Хотя кем забыто? Это все обман. Иллюзия. Пыль.
Я четко видел в ее глазах что-то, что меня заставляет сомневаться в этом. Что-то, что осталось между нами недосказанным. Мы имеем право поговорить.
— И что ты задумал? — шуршит вопрос в трубке.