– Да, что хочешь! Сделай хоть что-нибудь!
Арина тем временем начинает рывками совать ложку в рот, давиться, вторая рука судорожно сжимает ручку на плите.
Включает газ. Отключает. Снова включает.
А-а-а-а-а-а! Бросаюсь к вентилю и перекрываю газ. Потом, переборов жуткий страх, хватаю ее за руку, пытаюсь вытащить ложку изо рта, успевая в последний момент ухватить за кончик.
Зарывается рукой в свои волосы и начинает дергать, так что каждый раз в руках остается клок.
Хрипит. По бледным щекам ручьем бегут слезы.
Отступаю, чуть жива, задыхаясь от ужаса.
– Андрей! – стону, без сил, задыхаясь, захлебываясь слезами, – ну помоги же, сукин ты сын!
Стоит, привалившись боком к холодильнику, исподлобья наблюдает за нами, даже не делая попыток вмешаться.
– Андрей! – как безмозглый попугай, в сотый раз повторяю его имя.
Переводит взгляд на меня. В упор. Глаза в глаза.
…Они все-таки серые…
***
Замираю, не понимая, что происходит.
Смотрю на него, получая прямой волчий взгляд в ответ. И нет сил даже вздохнуть. Тело свело, парализовало, только сердце безумно мечется в груди.
Арина начинает возить руками по керамической поверхности плиты, расшвыривая в стороны сахар, откидываю турку, потом снова оборачивается ко мне. В кулаке у нее по-прежнему зажат клок длинных волос. Вытянутое лицо искажает оскал-улыбка. Глазницы превратились в белые пятна. Зрачков уже не видно, оба закатились назад.
Пячусь от нее, не в силах совладать с собой, своими страхами.
Да, что с ними обоими не так?! Что вообще происходит???
Отчаянный взгляд в сторону Чернова.
Все так же стоит, не шелохнувшись, лишь взглядом ловит каждый мой жест, сканирует, пробираясь под кожу.
Снова замираю, впервые заметив на его руке замысловатую татуировку.
Ее же не было там раньше! Не было! Я точно знаю!
Делает шаг ко мне и внутри все обрывается. От страха. Дикого животного страха.
Пячусь, отступаю, пока не натыкаюсь задом на стол.
– Не подходи ко мне! – в дрожащем, срывающемся голосе плещется истерика.
Ему плевать на мои вопли, приближается, не отрывая задумчивого взгляда от моего зареванного лица.
– Андрей! Пожалуйста! – умоляю, сама не знаю о чем.
Арина раскачивается из стороны в сторону, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, хрипит. Ей нужно помочь, но я не знаю как.
Я не знаю, что делать! Мне хочется сбежать. Трусливо, подло. Развернуться и бежать, чтобы оказаться как можно дальше от сестры, каждое движение которой – ломаный рывок, от Чернова, на чьих губах расцветает циничная хищная усмешка.
Только бежать некуда. Прижимаюсь задом к столу, вжимаюсь в него все сильнее, беспомощно наблюдая, как он подходит все ближе.
По щекам струятся горячие слезы, и губы дрожат от паники, захлестнувшей все мое существо.
Андрей останавливается рядом, на расстоянии вытянутой руки, и чуть склонив голову на бок, рассматривает меня, будто диковинную зверюшку. С ног до головы. Взглядом, от которого стынет кровь. В памяти ослепляющее ярким всполохом его руки на моей талии, его движения и взгляд довольного зверя, когда распластал меня на кушетке в предбаннике. Внутри все переворачивается, потому что понимаю, сейчас произойдет то же самое. Хочу я того или нет.
– Не трогай меня, – сиплю, чуть слышно, – не трогай.
Прохладная, снисходительная усмешка в ответ.
Всхлипываю, когда касается щеки. Проводит пальцами по скуле, искусанным в кровь губам.
Жмурюсь, пытаясь отстраниться, а из-под сомкнутых ресниц срываются горькие соленые капли. Он не дает отвернуться, удерживая крепкими пальцами за подбородок. Крепко, почти больно, оставляя красные отметины на нежной коже. Мне не остается ничего, кроме как замереть раненной птицей, ожидая своей участи.
От подбородка спускается кончиками пальцев по шее. Проходится по ключице. Кровь в жилах стынет, когда его ладонь смыкается на моем горле.
Судорожно вздохнув, распахиваю глаза, уверенная в том, что он меня задушит. Прямо сейчас свернет шею, своими лапищами, наказывая непонятно за что.
Но ничего не происходит. Отпускает.
Снова мутит, трясет.
Потому что страшно. Потому что хрипящая, бьющаяся сестра, смотрит на меня пустыми, стеклянными глазами, зрачки то закатываются наверх, то бешено мечутся из стороны в сторону, изо рта идет пена, а руки конвульсивно хватаются за воздух. Потому что дышать не могу от ужаса, глядя на невозмутимого Чернова. На агонизирующую Арину он не обращает внимания, словно сестра – элемент мебели. Все его внимание приковано только ко мне. С ужасом понимаю, что это из-за него она так себя, что это он – чертов кукловод, дергающий ее за невидимые нити.