Журналист Михаил Васильев (так он подписывал свои книги) закончил работу над рукописью, но Вольф Григорьевич по-прежнему появлялся на Беговой и так же тихо сидел среди нас на своем любимом месте. Глядя на него, очень хотелось на несколько минут позаимствовать удивительный дар и прочитать мысли этого много повидавшего человека. О чем он сейчас думает? О встречах с Эйнштейном или Фрейдом, Пилсудским или Сталиным? А может, вспоминает турне по Америке или переживает близкую смерть одного из веселящихся за этим столом молодых людей? Начинаешь пристально вглядываться в высокий лоб опустившего усталые веки седеющего человека и тут же спохватываешься: а вдруг он в это время ловит сигналы твоего мозга? Торопливо пытаешься переключиться на другую тему, по возможности нейтральную.
Правда, сам Вольф Григорьевич утверждает, что дома и в гостях он «выключает» свой телепатический приемник, но кто его знает, вдруг он просто не хочет осложнять жизнь друзьям. К сожалению, маленькое неудобство, связанное с талантами нашего старшего товарища, мы испытываем все реже — у Михваса с Мессингом произошла размолвка. Причина нелепая, но оба относятся к ней на удивление серьезно.
Михаил Васильевич считает, что Вольф Григорьевич обязан помочь науке раскрыть тайны своей удивительной психики. Последний уверен, что из этой затеи ничего путного не выйдет и совсем не намерен превратиться в подопытного кролика. Кто из них прав? В те годы мне была ближе точка зрения Михваса, а сейчас склоняюсь к позиции Мессинга. Упрямый журналист и обидчивый, как ребенок, артист сначала жалуются друг на друга, а потом встречаются все реже и реже. И вот наступает день, когда я в последний раз провожаю Вольфа Григорьевича домой, с Беговой на Песчаную. Как это было недавно, как это было давно!
Осталась рукопись, частично она публиковалась в периодике. Вы легко обнаружите в ней и предрассудки тех лет, и отголоски того спора двух людей, о котором я только что говорил. Исправить это уже невозможно, так как давно нет в живых ни того, ни другого.
Рем ЩЕРБАКОВ
ВСТУПЛЕНИЕ
Светлой памяти Аиды Мессинг
посвящается.
Сегодня мне предстоит выступить с очередным сеансом моих "Психологических опытов". Мне предстоит выйти в зал, где сидит почти тысяча человек и все смотрят на меня. Мне надо захватить этих людей, взволновать и удивить их, показывая им мое искусство, которое большая половина из них считает чудесным, удивить и в то же время, не разочаровывая, убедить их, что ничего чудесного в этом нет, что все это делается силой человеческого разума и воли.
А ведь это совсем не легко — выйти одному в зал, где на тебя устремлены тысячи глаз: недоверчивых, сомневающихся, бывает и просто враждебных, — и без сочувствия, без поддержки, во всяком случае, в первые самые трудные минуты, выполнить свою работу.
Психологические опыты — это моя работа, и она совсем не легка! Мне надо собрать все свои силы, напрячь все свои способности, сконцентрировать всю свою волю, как спортсмену перед прыжком, как молотобойцу перед ударом тяжелой кувалдой. Мой труд не легче труда молотобойца и спортсмена. И те, кто бывали на моих психологических опытах, иной раз видели капли пота, выступающие у меня на лбу…
Сегодня мне выступать… И задолго до начала выступления, когда зрители только еще начинают думать о том, что вечером они встретятся со мной, я уже там — в этом большом, пока еще пустом зале, где должна состояться наша встреча. В раздевалке висят одинокие два-три пальто… Уборщицы возятся с пылесосами, завершая очистку зала… Администрация занимается текущими делами. Я прохожу в артистическую комнату и закрываю за собой дверь… Мне надо побыть одному.
Но вот я чувствую, что скоро выходить на сцену… В фойе стоят группами молодые и пожилые люди, мужчины, женщины, юноши, девушки… Инженеры и бухгалтеры… Ученые и металлисты… Военные… Строители… Горняки… Мне приходилось выступать в разных местах и, соответственно, перед разными аудиториями. В годы войны зал был битком набит людьми в одноцветной защитной форме — ни одного голубого или белого пятнышка девичьего платья не удавалось увидеть. На дальних стройках Сибири и теперь еще зал заполняют преимущественно люди в комбинезонах. Они приходят сюда прямо с работы — эти веселые ребята: бетонщики, плотники, сварщики, бульдозеристы… На целинных землях в зале, бывает, не найдешь ни одной седой или лысой головы — сплошь молодые улыбающиеся лица… И со всеми надо найти контакт. Но всегда я сидел вот так, как сегодня, перед выступлением в полном одиночестве, собираясь с силами и представляя себе их — этих людей, с которыми в этот вечер мне предстоит встретиться.
Я испытываю к ним острейший интерес! Сознаюсь, нередко перед началом опытов, когда я чувствую, что уже успел внутренне собраться и готов к выступлению, я выхожу на сцену, приоткрываю слегка занавес и сквозь щель смотрю в зал. Еще стоят в проходах между рядами люди. Смотрят на билеты. Ищут свои места. Встречаются со знакомыми. Разговаривают. Обрывки слов иногда долетают до моих ушей. Нередко разговор заходит обо мне.
Вот проходит молодой человек с несколько холодным, как мне кажется, лицом. Он ведет под руку красивую девушку.
— Очень тонкое шарлатанство… Помнишь Кио? Тоже, ведь, не могли мы разгадать его фокусов… А тот и не скрывал, что он фокусник, иллюзионист. Того же типа и Мессинг… Только не так-то легко разоблачить его здесь, на сцене.
Не скрою — обидно! Никогда в жизни я не говорил неправды. Все, что я делаю на сцене и в зале, — открыто со всех сторон. У меня нет ни хитроумной аппаратуры, как у Кио и других иллюзионистов, ни сверхразвитой ловкости пальцев, как, скажем, у известных манипуляторов Дика Читашвилп или Лшота Акопяна… Не прибегаю я и к чревовешаним, шифрованной сигнализации с тайными помощниками. Я не фокусник, даже не артист, хотя выступаю на эстраде. Я демонстрирую психологические опыты. И ничего больше И мне неприятно, когда меня считают шарлатаном и обманщиком…
Преходите на свой ряд, молодой человек! Я буду рад, если Вы перемените сегодня свое мнение.
Рядом со мной, в двух шагах от портьеры, остановилась новая группа людей. До меня доносится голос:
— У него за ухом шишка… В нее вшит прямо под кожу радиоприемник на полупроводниках… Вот увидите: он все время будет руку за ухо прикладывать — настраивать на нужную волну… А в зале сидят тайные помощники с радиопередатчиками. Они ему и диктуют, что делать… Никаких чудес здесь нет…
Это рассказывает трем юношам пожилой человек, возможно, их учитель.
Внутренне улыбаюсь! Да, у меня есть привычка во время сеанса правую руку прикладывать раструбом к уху — этим я хочу подчеркнуть свое внимание, показать, что я напряженно вслушиваюсь… А вот шишки за ухом у меня уже нет. Была… Незлокачественное жировое образование, какое встречается у многих. Впервые услышав, что в этом месте у меня вшит радиоприемник, я пошел к профессору Борису Васильевичу Петровскому и попросил удалить нарост. Надо будет во время сеанса специально подойти поближе к этим юношам и продемонстрировать им свою голову. Пусть убедятся, что я не обвешан аппаратурой…
…Еще двое. Видимо, молодые физики. Продолжается начатый в фойе, а может быть и еще раньше, горячий спор:
— Но электромагнитный спектр изучен во всем диапазоне. От сверхжестких гамма-лучей до сверхдлинных радиоволн. В нем нет ни одного участка, на котором могла бы осуществляться телепатическая связь.
— Парапсихическая связь…
— Дело не в терминах…
— Понимаю, что не в терминах, но слово телепатия, к сожалению, скомпрометировано доморощенными всезнайками.