Я сказал им: «Если эта земля ваша, укажите на признаки, свидетельствующие об этом. Если бы вы здесь занимались земледелием, сажали деревья, либо построили дома, я бы принял и согласился бы с тем, что это ваша земля, однако здесь я не вижу ничего, что можно было бы счесть доказательством вашего права на владение ею. А потому, — это степь, у нее нет хозяина, а всякая степь, что не имеет хозяина — принадлежит всем».. Я так же добавил; «Здесь не видать даже какого-либо вашего шатра, чтобы можно было утверждать о том, что вы здесь живете, что здесь находится ваше поселение, поэтому не может быть и речи о ваших претензиях на владение этой землей».. Они не приняли моих возражений и продолжали утверждать, что мол это их земля и никто посторонний не имеет права на ней охотиться и всякий, кто это сделает, будет убит, а если хочет жить — пусть платит возмещение за подобное нарушение их прав. Нас на той охоте было семеро, а их — более пятидесяти. Вдалеке виднелись наши загонщики, но в тот момент они не успели бы достаточно быстро присоединиться к нам.
Шесть военачальников, что были со мной, в значительной мере полагались на меня, знали, что я бесстрашен и в нужный момент атакую эту толпу. Но я не хотел, чтобы наш спор перерос в схватку и думал; а что если они правы; и хотя не видел малейших признаков их права на владение, говорил себе; «А что, если их предки владели этой территорией?» И я сказал: «Всю дичь, что мы добыли, оставим вам, сами же уйдем, таким образом вы окажетесь удовлетворены».. Они сказали: «Нам не нужна ваша дичь, вы должны уплатить возмещение в размере тысячи золотых за недозволенную охоту на этой местности». Я сказал, что мы пришли поохотиться, а не участвовать в разбирательстве и поэтому нам и не приходило в голову захватить с собой тысячу золотых. Они же сказали, что в таком случае они свяжут нас по рукам и ногам и доставят в месторасположение своего племени, и мы будем находиться там пока не возвратятся посланные за нашим выкупом в размере одной тысячи золотых, и что в противном случае мы будем убиты. Услышав такое, я сказал своим спутникам, чтобы готовились к схватке. Мы к тому моменту, думая об охоте, были спешившимися и при нас было, как боевое оружие в виде сабель, луков и стрел, так и охотничье снаряжение.
Сказав спутникам, чтобы они готовились к стычке, я, зажав в зубах несколько стрел, вскочил на лошадь и высвободил лук из застежки. Мои спутники не были столь же ловкими, что и я, поэтому не смогли достаточно быстро вскочить на своих лошадей. Люди племени «курултай» бросились, чтобы помешать моим спутникам вскочить на своих коней, однако первая же стрела, выпущенная мною из лука, вонзилась в спину одного из них.
Пораженный стрелой со стоном повалился на землю, в то же мгновение вторая моя стрела, просвистев в воздухе, вонзилась в горло еще одного из людей племени «курултай», который так же повалился наземь. Их соплеменники, увидев, что в одно мгновение они потеряли сразу двоих, вместо того, чтобы продолжать свои попытки воспрепятствовать моим спутникам, бросились в мою сторону.
Я, как уже говорил, обладаю большим мастерством в стрельбе из лука и умею выхватить и пустить стрелу в цель в течении мгновения, необходимого для пары взмахов ресниц. Иными словами, между моим первым и вторым выстрелами пройдет мгновение не дольше, чем пара взмахов ресницами, при условии, что я держу стрелы зажатыми в зубах, и в те времена юности я был достаточно силен, чтобы в то короткое мгновение суметь натянуть тетиву до предела.
Прежде чем всадники курултайцев сумели бы достать меня, я поразил своими стрелами еще четверых, трое из них слетели с седел на землю, а четвертый завалился на спину своей лошади, пронесшейся мимо меня. Поняв, что у меня не остается времени на дальнейшую стрельбу из лука, я повесил его за спину и вытянул саблю из ножен, висевших на поясе одного из убитых. И с того мига, захватив в зубы уздечку своей лошади, я ринулся в бой, нанося удары обоими клинками — своим и взятым у мёртвого врага. Всадники-курултайцы не применяли луков и стрел, пользуясь лишь саблями.
Атаковав меня, тем самым они дали возможность моим спутникам вскочить на своих лошадей, и начиная с того момента, начать осыпать стрелами всадников-курултайцев. Я постоянно менял место, дергая уздечку, зажатую в зубах, бросаясь то вправо, то влево. Лошадь моя была хорезмской породы и знатоки утверждают, что особи этой породы самые высокие и самые продолговатые в мире. Один шаг моей лошади во время скачки был равен двум шагам курултайских лошадей, а поскольку моя лошадь намного превосходила их по росту, я во время сабельной рубки возвышался над противником.