– Так, Мари, я тут натащила всякого... Не годится тебе киснуть. Новый год же! Давай, пошевеливайся, будешь к шарикам крючки цеплять, а я тебе ёлку наряжу, – девушка ныряла в яркие бумажные пакеты с головой, выкладывая на кровать пёстрые коробки и коробочки, пока не заметила растерянный, непонимающий взгляд Марибель.
– О-о! – Катя расстроенно опустила руки, – ты же не знаешь ничего!
– Что я должна знать? – насторожилась Марибель.
– Да про праздник, про Новый год... Как же тебе? Погугли, что ли?
Местный вариант голурума, плоский сенсорный экран, Марибель освоила, едва смогла шевелить пальцами. Она набрала в поисковике «новый год» и пробежала глазами информацию о местной традиции.
– Скажи, что ты не приволокла сюда дерево!
– Обижаешь, – усмехнулась Катя, вытягивая из коридора длинный короб, – настоящую не разрешили, так что будет тебя радовать вот эта!
Она потянула за пушистый зелёный хвостик, и вытащила на свет скукоженную в упаковочной оплётке метровую «ель», новогоднее дерево, как догадалась Марибель. Когда ветки были расправлены, и деревце встало возле окна на треугольной опоре, выглянуло низкое зимнее солнце, и Марибель, на какой-то миг, оно показалось живым.
В палату заглянула медсестра и растерянно уставившись на кавардак, воскликнула:
– Александрова, что здесь происходит?!
– Развиваю мелкую моторику рук, Лена, – Марибель приподняла ярко-синий, сияющий металлическим блеском шар, и крючок, который безуспешно пыталась вставить в маленькое ушко.
– С наступающим! – возникла из-за кровати растрёпанная голова Кати. – Я загляну к вам, попозже, – многообещающе намекнула опутанная гирляндами девушка.
– Короче, – посерьёзнела Катя, когда мусор был собран и вытащен в коридор, а у окна переливалась разноцветными огоньками нарядная красавица-ёлка, – мы улетаем завтра, двадцать восьмого, а вернёмся пятого вечером. Я буду звонить, каждый день. И ты звони, ладно? Если... – в глазах девушки вспыхнула и погасла искорка надежды, – они вернутся, Мара знает, где ключ от дома, а твой телохранитель знает, как тебя найти... Ну, всё! Я побежала, а то меня Лёшка убьёт!
Она неловко чмокнула Марибель в щёку и ушла. Палата опустела. Словно внезапно убавили освещение, и пропали все звуки. Маленькая подруга Тени умела сиять, словно солнце, щедро согревая всех вокруг теплом своего сердца.
Марибель нахмурилась. Как получилось, что здесь, в невероятной дали от дома, в отсталом мире-тени, кишащем людьми, словно муравейник, запертая в маленькой комнате больницы, она встретила столько прекрасных, искренних людей, сколько не встречала за всю свою яркую, богатую на события жизнь в Элергреме? Разумеется, они не были асталоями, не принадлежали к избранному народу Первого мира, но это им ничуть не мешало жить, творить, любить. Она, в очередной раз задумалась о том, почему асталои прекратили изучать миры-тени? Дело было не только в том, что миров было слишком много. Не только в том, что они подчинялись законам теории размывания, исчезая и деформируясь, по мере отдаления от Элергрема в веере внемирья. Может быть в том, что большинство из них населяли люди, ничем не худшие, а порой и лучшие, чем сами асталои, которые привыкли смотреть свысока на представителей иных рас?
Она свесила ноги с кровати и потихоньку съезжала вниз, опираясь на раму ходунка, когда в дверь постучали.
– Входите, – прохрипела Марибель, через сдавленное от напряжения горло.
– Здравствуйте. – Он замер на пороге, с интересом наблюдая за её усилиями.
Наконец обе непослушные ноги встали на пол, приминая тонкий ворс коврика подошвами удобных кроссовок, и она подняла голову.
– Здравствуйте, доктор.
Руки подрагивали, но Марибель передвинула раму ходунка и сделала первый шаг.
– Выпрямите обе ноги. Медленно перестаньте опираться на руки, но не убирайте их с рамы. Вы слишком напрягаетесь, – он подошёл ближе, почти вплотную, – я не дам вам упасть. Смелее.
Как-будто она боялась! Марибель подставила вторую ногу и оторвала трясущиеся ладони от поручней, с вызовом глядя ему в лицо. Ноги тоже тряслись, но держали. Она знала, что хватит их лишь на несколько секунд, но упрямо не отводила взгляд.
Ах, какие у него глаза! Чистые и бездонные, словно ледниковые озёра. Воспоминание о путешествиях недавней юности пронеслось в памяти мозаикой картинок, и исчезло. Голубые глаза смотрели насмешливо. Она всё ещё стояла без опоры. Сама. Марибель вздрогнула и покачнулась, колени тут же отреагировали, подламываясь. Он подхватил её подмышки и усадил на кровать.