– Нет. Несчастный случай.
– Проклятье Теней, – он покосился на меня.
– Но-но, – встрепенулась верная моя защитница, – Марина здесь ни при чём! Объясни лучше, что это за проклятие такое?
– Объясню. По дороге. Я должен увидеть госпожу, – Ассен даже приподнялся, словно мы уже метнулись исполнять его пожелание...
– Госпожу-у, – передразнила Катька. – Не знаю, чем это тебе поможет, но мы всё-равно собирались к ней сегодня.
– Я впервые вижу чью-то Тень, – сказал Ассен, когда я заглянула в кухню, уже одетая для поездки. – Извини, что перепутал вас. Больше такого не случится.
– Что, сходства в нас не так уж много?
– Не в этом дело, Мари, – он впервые назвал меня по имени, – вы идентичны во всем, что касается вашей природы. Всё, что заложено здесь, – он осторожно коснулся кончиками пальцев кулона на моей груди, – и здесь, – рука переместилась ко лбу, – у вас одинаковое. Но то как, и где вы росли, делает вас разными...
Я медленно поднималась по больничной лестнице, с замиранием сердца прислушиваясь к своим ощущениям. Нигде не болело. Ассен, не скрываясь, наблюдал за мной, и становился всё мрачнее.
Из того, что он рассказал нам по дороге, я поняла две вещи: первое – опасность для меня или Марибель не миновала, второе – если я смогу безболезненно приблизиться к ней, значит шансов у моего двойника почти не осталось.
В палате царила тишина. Такая густая и вязкая, что мешала сделать вдох. Слабое шипение аппарата ИВЛ, со всеми его ужасными трубками, тонкое попискивание монитора сердечного ритма — эти звуки только подчёркивали ватную пелену, в которой вытянулось на навороченной медицинской кровати тело Марибель. Голова в бинтах, похоже – обритая налысо, чернота вокруг сомкнутых ресниц, полинявшие веснушки на бледном, синегубом лице...
Я пошатнулась. Боль, несильная – легкий отголосок настоящей – затекала в затылок. Меня подхватили крепкие руки. Со спины подпёрла горячая, даже сквозь одежду, грудь гойдин.
– Чувствуешь её? – хрипло прошептал он мне в макушку.
Я кивнула.
– Уходи, немедленно! – он вытолкал меня в коридор, поволок дальше, к лестнице, не обращая внимания на негодующие взгляды персонала.
На середине лестницы я опомнилась, и начала вырываться, но отпустил он меня только внизу, в холле. Синие глаза мрачно горели на смуглом, скуластом лице.
– Этого не должно было произойти! – в негромком голосе разливалась горечь отчаяния. – Она важна, как никогда прежде! Она должна вернуться. Вернуться прежней... Ты! – он впился в меня безумным взглядом, – ты можешь занять её место! Если она останется в этом мире одна, то сможет выжить... Если будешь рядом – погибнет.
– Чокнутый! – резюмировала Катька, когда я рассказала ей о сценке в больничном холле. – Марибель мне жалко, конечно. Она – всё-равно, что твоя сестра... Но! Ты же не собираешься отправиться с этим ненормальным красавчиком неизвестно куда, Марин?
Она с подозрением вглядывалась в моё лицо, хмуря свои роскошные брови.
– Н-нет, – неуверенно промямлила я, со стыдом припоминая единственный вопрос, который крутился у меня на языке в ответ на взволнованную речь Ассена – «когда?».
Он не зря показался мне таким горячим в больнице. К моменту нашего возвращения его лицо пылало, голос почти пропал, зато появился сухой, отрывистый кашель. Прогулки под дождями двух столиц не пошли ему на пользу... «У нас мало времени», – хрипел он, когда я укладывала его в постель, щедро напичкав лекарствами. А я изо всех сил старалась не замечать волнующего рельефа его мышц...
То утро я запомнила на всю жизнь. Было очень рано. В гостевой спальне Катькиного дома едва-едва начали проступать из темноты очертания предметов. Фигуру, сидящую в большом кресле я не увидела – почувствовала. Кожей, мурашками по спине и рукам, носом – по запаху. Он не пах дорогим парфюмом, и не вонял козлищем, нет. Это был запах силы. Той самой спины, за которой надежно, и нет страха. Запах мужчины. Того, единственного...
Почти взвыв от досады на своё естество, я села в кровати, кутаясь в одеяло, и включила ночник.
– Нам пора, Мари. У меня больше нет возможности оставаться здесь... Ты идёшь со мной? – голос Ассена звучал почти нормально, лихорадочный румянец покинул скулы.
Ну, и что я могла ответить? Дура, конечно, но скорости моих сборов позавидовал бы любой солдат. Я нацарапала записку Катёнку, с тысячей извинений и просьбой приглядеть за Марибель, потому что если мы спешили, то нам точно не стоило её будить. Без боя моя подруга никуда бы меня не отпустила...