Потом вдруг командиром полуроты назначили, чтобы я маршевую роту сопровождал. Средних командиров, видно, не хватало. Ну, думаю, судьба. Задача была простая: довезти по железной дороге до станции выгрузки, потом пешком до дивизии и там сдать под расписку всех бойцов. А мы сами должны были вернуться в запасной полк.
Вот привезли мы маршевые роты в Осташков. Потом прошли километров сто пятьдесят мимо озера Селигер, через реку Ловать и прибыли в Сибирскую дивизию. Сдали всех воинов по списку и под расписку. Тут-то и уходить бы обратно. А я не смог. Остался. Попросился, меня с радостью оставили, потому что дивизия кровью истекала. Командиров младших всех повыбили. Я подумал: на передке командиров не хватает, а я домой в запасной полк уйду? А тут еще оказалось, что в полках пулеметчиков нет. Пулемет «максим» — машина сложная. Почти все пулеметы на переднем крае неисправные валяются. А я знал и любил эту машину. «Давайте, — говорю, — я вам все пулеметы в порядок приведу и стрелять людей научу». Так ведь не взяли, а с руками и ногами оторвали. Не знаю, как рады были. Вот и остался.
Ну, пока в пехоте был, будто и вспомнить нечего. Пулеметы ремонтировал, а ремонт-то несложный, все больше задержки устранял. А когда бой начинался, то стрелял из пулеметов. Ох и умная машина, ты только ей не мешай, да все делай ладом, и по-доброму обращайся с ней. А война-то какая была? То мы бежим и стреляем, то немцы, то продвигаемся, то отходим. Ну, под самый-то конец войны отступали редко, уж если совсем никого не остается из живых. Так и ходил с пулеметом. Тяжелый, черт. Дак я уж, в конце концов, щит забросил — одна тяжесть от него. А убить, так и с ним убьет. Но не убило. Видно, счастливым родился. Но три раза выносили все же с переднего края. Два раза ничего — в медсанбате полежишь, отдохнешь, с девчатами познакомишься, то да се и обратно на передок, — а один раз здорово приложило, пришлось в госпитале поваляться. Вот так в пехоте-то больше года и пахал. А когда Василия демобилизовали, так я в разведку попросился. Ничего, взяли.
Коля-младший слушал невнимательно; видимо, скучно ему стало — он хотел, чтобы Коля-старший что-то поинтереснее рассказал, — и потому наконец перебил:
— Дядь Коль, ты расскажи лучше, как вы пленного напоили, когда ты разведчиком был.
— А откуда ты знаешь?
— Отец рассказывал. Интересно больно.
— Ну так сам и расскажи, если тебе интересно.
— А что, возьму и расскажу.
— Ну вот возьми и расскажи.
— Вот и расскажу. Как было-то? Дядя Коля взял немца в плен. А было очень холодно. Ведут они пленного, а он смерть как не хочет к нам идти. Упирается. Они его в воронку заволокли, взяли у него фляжку с вином. Сами немного выпили, чтобы согреться, а весь остаток пленного заставили пить. Он когда выпил, так развеселился, что обнял их и пошел к нам. Идет, а сам песни по-немецки поет. Правда, смешно, дядя Ефим?
— Правда, — согласился я.
Мы вышли погулять. Вспоминали с Николаем детство, обсуждали газетные сообщения и дела в колхозе «Красный Перелаз». Жалели, что Василий в больнице. Николай радовался, что у Василия семья хорошая и жена добрая, заботливая. Коля-младший ни на шаг не отставал от нас, но наш разговор пытался направить в русло воспоминаний о войне. Вот он прижался к своему дяде, к Коле-старшему, и попросил:
— Дядь Коль, расскажи дяде Ефиму, за что тебе ордена дали.
— Ни за что, — ответил тот.
Коля-младший обиделся, отстал от нас на два шага и шел сзади, не удаляясь и не приближаясь и пыхтя от неудовольствия. Наконец я не выдержал и попросил Николая:
— Ну расскажи. Что ты, в самом деле? Разве ордена ни за что даются? Что ты ерунду порешь?
— Да ты что? — вскинулся на меня Николай. — Ну, дали и дали, носи на здоровье.
— Так ведь ребенок просит, — настаиваю я.
— Так ему отец уже сто раз рассказывал, — заворчал Коля-старший. — Он все наизусть помнит. Пусть сам рассказывает.
Мальчик весело подпрыгнул, взял меня за руку и, довольный, начал шагать в ногу с нами, крупно, как взрослый.
— Дядя Ефим, — сказал он наконец, — пока дядя Коля в пехоте был, так ему ни одной медали не давали. Ранили только три раза: в руку, в ногу и в лицо. А когда он разведчиком стал, сразу два ордена Славы получил. Один вот за что. Прибежали они однажды ночью к немцам в траншею и давай стрелять. Немцы подумали, что наших сто человек, и руки подняли. «Хенде хох», — говорят, это значит «сдаюсь». Вот дядя Коля двоих привел: привязал их веревками друг к другу, чтобы не разбежались, и привел. И вот тебе орден. Извольте бриться.