— Ты дрожишь, — замечает Тагир, но я оставляю его слова без ответа и плотно сжимаю зубы, когда в центре зала замечаю суету.
Музыка стихает. И на небольшую сцену выходит красивая женщина средних лет, одетая в вечернее платье. Я почти ничего не слышу, что она говорит, но интуитивно понимаю — ведущая. Зал взрывается аплодисментами. Освещение становится более ярким, а музыканты начинают играть романтическую мелодию.
А я только сейчас замечаю в центре зала свадебную арку из живых цветов. И возле этой арки стоит ОН! Красивый в чёрном классическом костюме с галстуком, будто только что сошёл с обложки “Форбс”.
Глаз не могу отвести.
Глубоко вздохнуть не могу.
На миг мы встречаемся с Егором взглядами. Его холодные синие глаза бегло проходятся по мне сверху вниз. Любимых губ касается пренебрежительная усмешка. И Егор отворачивается, чтоб посмотреть на другую женщину в свадебном платье, которая идёт по длинному залу ресторана, держа под руку шафера.
Я слежу за взглядом Егора и чувствую, как подо мной качается пол.
Немного. Ещё совсем чуть-чуть… И я бахнусь в обморок прямо здесь, на виду у несколько сотен гостей.
— Я хочу выйти, — цежу через зубы, пытаясь вырвать из цепких пальцев Батурина свою руку. — Пусти, Тагир.
Батурин склоняется над моей головой. И рычит над ухом, чтоб я стояла на месте и даже не смела дёргаться.
— Мне плохо, — настойчиво прошу, но Батурин только усиливает тиски, причиняя мне физическую боль.
Ведущая объявляет в микрофон: “А теперь жених и невеста могут обменяться кольцами”.
Я только мельком смотрю на Егора и его жену, в которой узнаю помощницу Катю, как к горлу с новой силой подкатывает противный ком.
Зажав рот рукой, умудряюсь вырваться из плена Батурина. И рвануть в уборную.
Закрывшись в кабинке, стою над унитазом. Прочищаю желудок. Внутри всё содрогается до боли. Но меня рвёт без остановки.
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
— Юля, с тобой всё хорошо? — волнуется Батурин.
Беру небольшую паузу. И выхожу к Тагиру через несколько секунд.
— Тебя вырвало?
— Да. Я же говорила, мне плохо.
Приложив тыльную сторону ладони к моему лбу, Тагир хмурится. И говорит, что я бледная, белее мела.
— Я хочу домой. Отвези меня, пожалуйста, домой, — мой голос дрожит, да и плевать. Мне давно плевать, что думает обо мне мой тюремщик.
***
Сжалившись, Батурин всё-таки отвозит меня домой. Я запираюсь в своей спальне на втором этаже. И не выхожу.
Упав на кровать, лицом в подушку, лью слёзы. Сердце обливается кровью, ведь перед глазами стоит свадебная церемония Егора и Кати.
Голова болит. Чувствую, как в висках сжимаются сосуды. А сердце стучит с такой бешеной скоростью, что кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди.
Встав с кровати, подхожу к зеркалу. И смотрю на своё отражение. Страшная. Жалкая. И это я!
Дурацкие мысли заползают в голову. Я будто в бреду, не ведая что творю, двигаюсь в сторону балкона. Открываю настежь дверь, и морозный воздух дует мне прямо в лицо.
Зачем мне теперь такая жизнь?
Я потеряла всё ещё десять лет назад.
Сделала неправильный выбор. И лишилась: дочери, любимого мужчины. Судьбы своей лишилась.
Я жила чужой жизнью все эти десять лет.
Надоело!
Подхожу к перилам на балконе. Смотрю вниз на тротуарную плитку. Ха! Полёт будет коротким. И надеюсь, смертельным.
Перелажу через поручни. Двумя руками держусь за перила. Ноги дрожат, и я зажмуриваюсь.
Один.
Два.
Три.
Я разжимаю пальцы. И делаю шаг в пропасть…
Эпилог
— Состояние вашей супруги нам удалось стабилизировать. Угрозы жизни миновали, но впереди предстоит курс реабилитации.
— Доктор, Юля станет прежней?
— Физически? Да. Но… Тагир Даянович, вы же понимаете, что психическое здоровье Юлии Тимуровны оставляет желать лучшего. Я бы порекомендовал вам обратиться к хорошему психиатру, иначе инцидент может повториться.
— Да, конечно. Я всё понимаю…
Голоса в моей голове замолкают. И я снова проваливаюсь в пустоту. А когда прихожу в себя, то с трудом открываю глаза. Щурюсь, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Но окружающее пространство плывёт.
Шевелю пересохшими от жажды губами. И будто почувствовав, что я очнулась, ко мне начинают приближаться чьи-то шаги.
Силуэт мужчины, одетого во всё тёмное, вырастает надо мной как скала. Слабыми пальцами трогаю простыню и металлический поручень. Смутно, но всё же понимаю, что сейчас я лежу на больничной койке.