Уезжали мы с курорта по отдельности. Вначале я молча, потом ребята.
…
Дома было пусто, пространство было всегда поделено на двоих и словно отказывалось принимать меня одну, упрямо выталкивая на улицу. Уже месяц как я жила без Олега, пользовалась одной тарелкой и одной кружкой, раскидывала везде белье. На тридцать второй день холостяцкой жизни я первый раз подошла к зеркалу: на теле осталось немного загара после солярия, но оттенок был бледноват; лямки лифчика немного впивались в плечи; грудь на троечку, хотя не так давно я ей гордилась; в общем, тело было стройное, худенькое, но не хватало какой-то подтянутости, не пружинило оно, сразу видно… Скорчила гримасу сама себе в зеркало. Сегодня был мой вечер! Сегодня я должна быть отпад. Да, отвал башки. Потратила полчаса у открытого шкафа, вроде и футболку маленькую повесить негде, но носить было совершенно нечего. Итак. Я была дама преклонных лет, целых тридцать с копейками, я выгнала своего мужа из дома и уже начала немного сомневаться в правильности такого поступка, и мне просто катастрофически необходимо было дать себе пощечину из серии «соберись, тряпка!» и взбодриться немного.
Я собрала себя очень тщательно, как собирают букет на праздник, даже глаза подкрасила! Вначале опустошила пару хороших магазинов (никто не отменял шопинг-терапию), потом зашла съела шоколадный кекс в кофейню-стекляшку и пошла бродить по городу в поисках новой жизни.
Мы встретились с Максом тогда случайно. Столкнулись на Невском, я даже была раздосадована в первое мгновение этой встречей. Но потом прошло. На мне было удачное платье напряженного красного цвета, как вишня, которая вот-вот лопнет, как воспаленное горло. Оно даже не кричало, нет, верещало о том, что я хочу перемен! Может, поэтому он и притянулся тогда на его зов? Мы сели в первое попавшееся кафе, немного выпили, а потом и много. Помню картинку: Макс крутит стакан в руках, а я сижу, облокотившись о старый потертый кафешный комод. Размышляю тихо в распущенные волосы, что когда-нибудь я тоже стану такой, буду открывать рот и скрипеть им, словно крышкой, неподъемная, с миллионом трещинок на лице.
– Макс?
– Угу.
– Макс, ведь мне всего-то хочется, чтобы он думал обо мне и у него выступала капелька пота на лбу, хочется, чтобы он никогда ко мне не привык, чтобы любил мои ступни, мои ладони, мои линии и следовал за ними вслепую. Мне хочется… Чтобы мы всегда были противно честны друг перед другом, ублажали друг друга этой правдой, ранили, интриговали и надоедали… Но все чтобы честно. Понимаешь, о чем я?
– Ну допустим. – Макс нахмурил брови и отпил молча из стакана. Складывалось ощущение, что ему все это неловко слушать, хотя с чего вдруг? Он столько откровений про меня накопил за все наши попойки…
– Ну… Неужели я не достойна, не заслуживаю честности?
– Ну конечно, заслуживаешь… Хочешь честно?
– А?
Макс немного помолчал и чуть погодя все-таки добавил:
– Ты чертовски классная баба…
И улыбнулся. Вообще, надо признать, я небольшой пессимист или нытик, не могу сказать точно. И такие минорные нотки случались у меня довольно часто. В такие моменты я чувствовала, что нечто нехорошее и колючее закручивается во мне, как спираль, и давит изнутри. И только он мог вмиг взять своей сильной рукой и выпрямить эту загогулину, оборвать колючки, полить добрым словом, так что она еще и зацвести умудрялась…
Я видела по тому, как дергается его кадык, что в горле у него танцевали десятки звуков! Но рот был плотно закрыт, не выпуская ни одного на волю. Так, парочка для затравки, но меня не обманешь и не проведешь. Эту ли правду ты хотел мне сказать?
…
Олег появился спустя пару месяцев, с раскаяниями, обещаниями и заверениями. Сильно похудевший и похожий на открытку с Днем святого Валентина. Он сказал мне все то, что я хотела услышать. И мне, видимо, этого хватило. Ну и… Признаюсь, что через два месяца величина моей трагедии заметно поубавилась, мне уже не казалось все настолько очевидным, а некоторые детали виделись совсем раздутыми. Так что я приняла его достаточно просто. Впустила в спальню, и пока он мылся, сделала себе зеленый чай. Сидя за столом, я склонилась над кружкой и увидела, как на дно упал мой острый нос и грустный подбородок. «Ты слабак», – сказала я себе. Дальше мы жили вполне себе счастливо.
…
Что имела я еще в запасах памяти? День похорон брата Макса. Постаралась аккуратно разложить перед собой тот день. Олег тогда болел серьезно, и я поехала одна. Сухой, царапающий уши голос священника не вызывал никаких эмоций, кроме раздражения… Помню, как хотелось, чтобы он закончил, прекратил говорить слова. Ведь это просто слова. Не думаю, что брат Макса хотел бы слушать их. Скорее, послал бы всех к черту и попросил напиться в честь его похорон, и чтобы было поменьше всего благочестивого. При жизни он был редкостным засранцем и очень этим гордился, так почему же похороны не устроить, как он хотел бы? Ведь это последняя с ним встреча…