— Но я тебя люблю! — Спарроу снова встал, будто не мог усидеть на месте. — Люблю тебя и не могу так жить! Не смогу каждый день смотреть на тебя, все помнить и говорить себе: «Мне все снилось!». Не смогу и все! — Замолчал. — Что-то должно произойти… — тихо сказал он больше себе, чем ей. — Что-то должно случиться со мной, с нами, с ним. Пойду к нему, все расскажу, а потом уйду и никогда его не увижу!
— А ты подумал обо мне? — спокойно спросила Сара. — Ты считаешь порядочным поступок мужчины, когда он идет к мужу своей любовницы и доносит ему об этом?
— Что? — Спарроу тихо рассмеялся невеселым, горьким смехом. — Порядочным? В этой ситуации ничего не может быть порядочного. Уже никогда… Я должен пойти к Айону и сказать ему, что не могу больше с ним работать. А что я могу еще сказать?
— Не знаю. Многое, но только не это. Этого ты не сделаешь, не можешь так сделать. Разве что ты хочешь мне отомстить.
— А Люси? — вдруг спросил он. — Ведь она, пожалуй, знает?
— Что знает? — в голосе Сары прозвучал ужас.
— Знает, может, догадывается. Ведь я… я уже давно изменился в отношениях с ней… Я не актер. Не умею играть. Стараюсь быть добрым к жене, потому что знаю, я — подлец, но, может, она чувствует, что… что… — Он замолчал. Потом почти удивленно сказал: — Ты виновата в том, что я ее уже не люблю. Как это могло случиться?
Оба молчали.
— Гарольд… — мягко сказала Сара, и Алекс закусил губу, понимая, что сейчас начнется решающая атака великой актрисы. — Гарольд, ведь ты говоришь, что любишь меня… А я не могу бросить Айона. Я поняла все. Я не могла быть счастлива ни с кем, даже с тобой… То было… было прекрасно и должно кончиться. Все в мире кончается, и все оставляет печаль. Но значит ли это, что мы становимся врагами, что вынуждены лезть из кожи в погоне за недостижимым? И не можем понять, что и так получили больше, чем нам отмеряно. Человек грешен. Я знаю об этом, пожалуй, больше, чем ты. Я слабее тебя. Прошла через большее число унижений и радостей, чем ты. Я уже не девушка. Мне тридцать пять лет. Я хочу быть счастливой. Думаю, и тебе я принесла немного радости. Но я не хочу ранить, топтать и убивать невинных. Айон и Люси могут никогда об этом не узнать. Это не их вина, и они не должны страдать. Это их беда. К одному преступлению против них мы добавим еще одно, еще худшее. Мы сами должны вынести всю тяжесть…
— Но я не могу, — он повысил голос, — я не могу так жить дальше! Сегодня же пойду к Айону и скажу ему, что завтра должен уехать. Пусть думает что хочет. Может, ты и права, я обязан ради тебя сохранить все в тайне. Не скажу ему. То есть постараюсь не сказать. Не знаю, смогу ли. Если бы он убил меня, я был бы счастливее, чем сейчас.
— Успокойся… — Сара встала. — Я должна идти. Останься здесь еще на пару минут. Не нужно, чтобы кто-нибудь мог подумать… Особенно сейчас.
— Уеду! — Спарроу сел на скамейку, и Алекс догадался, что он обхватил голову руками. — Уеду в Америку и не вернусь. А Люси напишу с корабля. Не скажу ей, о ком речь, не беспокойся. Но ты должна меня понять. Я ее уже не достоин. Запятнан… А думаю только о тебе. К сожалению, только о тебе.
— Ради Бога! — сказала Сара. — Будь же мужчиной! Не взирая ни на что, будь мужчиной!
— Хорошо! — глухо проговорил Спарроу. — Я прекрасно тебя понимаю.
И не добавив больше ни слова, ушел в темноту, прежде чем Сара Драммонд успела что-либо сказать. Алекс замер. Затем медленно, осторожным шагом, вернулся на тропинку, моля Бога, чтобы под ноги не попала сухая ветка. Но сидевшая на скамейке женщина была слишком погружена в свои мысли, чтобы обращать внимание на происходившее вокруг нее.
Выйдя на липовую аллею, Алекс пошел быстрее. Издалека доносился шум моря. Луна уже поднялась над деревьями, и весь парк превратился в серебристо-черный лабиринт немыслимой формы. «Бедный Айон! Сказал, что он счастлив… Мудрые древние греки говорили, что никого нельзя называть счастливым, пока он не закончит счастливо свою жизнь…» Внизу в кабинете по-прежнему горел свет. Айон бился со своими проблемами, ничего не зная и ничего не предчувствуя. Алекс посмотрел на часы. В слабом свете рассмотрел только одну направленную вниз стрелку. Половина десятого.