Но Люси Спарроу, гордая и спокойная, богиня операционной, которая спасла так много людей, что одного может себе позволить убить, живущая по собственным законам, совершила несколько ошибок.
Первое. Во время допроса она сказала, что отсутствие ножа в чемоданчике заметила бы сразу, а позже сообщила, что сегодня утром уложила туда эластичный бинт. Это означало, что отсутствие ножа не удивило ее, хотя она ничего не могла еще знать. А могла она не удивиться только в том случае, если бы знала, где этот нож: он торчал в спине Айона.
Второе. Подвеска. Я обратил внимание, что она надевает ее к двум разным платьям в один день. Это у женщин случается крайне редко. Тогда я подумал, что она попросту не заботится о своей внешности, но позже, когда подвеска приобрела вес, продумал ситуацию еще раз. Она явно хотела запечатлеть ее у нас в памяти.
Третье. Она сказала: «У Сары есть маленький „Ремингтон“», хотя ранее утверждала в разговоре со мной, что совершенно не разбирается в машинках. И вообще ни одна женщина не говорит так о пишущей машинке. Они говорят просто: «Попросила пишущую машинку».
Четвертое. Стакан. Только убийца мог поставить его. Ни один из проходивших позже: Филип, Спарроу, Гастингс, Сара, Филип и я — не был в том состоянии, чтобы пойти за соком. Может, и пошел бы за ним после посещения живого Драммонда, но каждый из нас спускался к нему по личному делу, и каждый убеждался, что он мертв, поэтому не мог после этого идти за соком. Только убийца мог пойти за ним, оставить его на камине, войти к Айону, совершить убийство и забыть о соке. Сара не нуждалась в подобного рода оправданиях в собственном доме, она могла спуститься за чем угодно, никто бы даже не поинтересовался. Могла дать распоряжение прислуге. Взять стакан сока после 10.30 могла только Люси, больная Люси Спарроу, муж которой вел беседу, и она не хотела отрывать его от гостя. И только Люси Спарроу сказала, что не спускалась вниз. И кстати, зачем ей останавливаться и ставить стакан на камин? Только для того, чтобы в темноте открыть дверь кабинета рукой в перчатке. Если бы она несла стакан в одной руке, то должна была бы открыть дверь другой. А тогда ей пришлось бы выпустить нож или где-то спрятать, откуда его трудно сразу извлечь. Вообще, стакан с соком очень ей мешал. А потом она забыла о нем.
Но мне не хватало одной вещи, и поэтому я пошел к ней в комнату, когда вы находились внизу. Ты потом спросил меня, где я был. Я пошел туда за пеплом от сожженного листа бумаги.
— За чем? — Паркер вытер пот со лба. — За чем?
— За листом бумаги, в который Люси Спарроу завернула окровавленную перчатку! Ведь во что-то ей пришлось завернуть, чтобы не испачкать халат. А потом она тотчас ее сожгла — Филип мог через пару минут раскрыть убийство, и было бы поздно. И я нашел этот лист, полностью сгоревший, — в камине, разумеется.
Паркер встал.
— Вот как… — тихо сказал он. — Я тоже думал обо всем этом… Думал о фрагментах… Иногда был убежден в том же, что и ты. Но мне мешало отсутствие мотива! А ты его нашел. Но как… как мы докажем ей? Это лишь косвенные доказательства… По крайней мере это уж точно. Ты знаешь, и я знаю, как все случилось. Айон тоже знал в последнюю секунду своей жизни. Но суд? Какой суд в мире вынесет ей обвинительный приговор, основываясь на твоей гипотезе и пусть даже эффектных, как скажет ее адвокат, выводах? — Он подошел к Алексу. — Джо, это страшно!
Джо встал. Подошел к двери и выглянул.
— Я могу задать один вопрос мистеру Джонсу?
— Ну, конечно! Задавай, Джонс!
— Да, шеф? — Джонс вырос будто из-под земли.
— Миссис Спарроу спускалась вниз во время нашей беседы в кабинете? — спросил Алекс.