Так ходила компания по квартире с измененными лицами, кроме тёщи, которая тут уже освоилась. Ключи, оказывается, дали ей ещё три дня назад. Особенно поражали и не давали возвратить челюсти на место окна. Они были сделаны из плотнейшего дуба, лакированного до зеркальности, а размеры имели такие, что при наличии в Зарайске индийских слонов – они могли бы входить и выходить в окна по двое, причем не пригибаясь.
– Ого-го! – сказала, наконец, Лёхина мама. – Это ж… Ну, я не знаю! Это просто… Даже как-то… Я в кино видела. Там американский сенатор жил примерно в такой квартире. Наш, конечно, фильм. Но консультанты режиссера помогли точно воспроизвести квартиру сенатора.
– Алексей, нам с тобой будет страшно с маленьким ребенком в такой безразмерной квартирке жить. Тут ребёнок может отойти немного и потеряться. Неделю искать придётся, – Надя радостно засмеялась.
– А где Алексей? – спросила всех сразу Лариса Степанова.
– Леший! – Надежда внезапно обнаружила, что не наблюдает мужа в зоне видимости. – Может, он на площадку вышел покурить?
– Никуда не вышел Леший, – крикнул Лёха из чулана на кухне-столовой. Если стоять в двери кухни, то чулана почти не видно. Вход в него прикрывался декоративной колонной, на которую можно было повесить всякие наборы ложек- поварешек и какую-нибудь картину с фруктами размером метр на два.
– Я в чулане этом сделаю себе маленький спортзал. На полках будут кастрюли, а на полу гантели, штанга и специальная наклонная доска для качания пресса.
– Ну вот, теперь давайте ещё раз осмотрим эти голые стены и всё остальное пространство, – тёща достала из сумки пачку листов бумаги и цветные карандаши. – Надо прямо сейчас решить, куда и что ставить, что на пол класть, что вешать на стены, какие люстры цеплять, портьеры и тюль. И зарисуем всё, составим, так сказать, проект.
– Я тогда на улицу пойду, – Лёха ещё раз с ужасом оглядел скромную двухкомнатную квартиру площадью метров в сто. Квадратных, ясное дело. – Там скамейка красивая. Как в парке. Гнутая, длинная. Я вам тут уже непригоден. Слушать, чего бы я хотел, тёща всё равно не будет. Всё как сама захочет, нарисует, а потом заставит и завесит. А вы, мама с Надей, будете понятыми. Или свидетелями. Будете одобрять её соображения! Ура!
– Ну, ты и язва, Леший, – шлёпнула его по шее Надежда. Легко. Почти нежно.
– Иди, иди, – махнула рукой Лариса Степановна. – Посиди там. Подожди братьев жены твоей. Они минут через пятнадцать придут. Квартиру смотреть. Договорились мы на двенадцать с ними.
Разместился Лёха на скамейке, выкурил сигарету и задумался. Ушел как бы в самого себя. Думалось ему примерно следующее, если опускать попутные нудные и нецензурные мысли.
– Вот тут мне как-то надо будет извернуться и утаить от народа переезд в хоромы эти. Кенты уличные будут на старый адрес приходить. Значит, маму уговариваю нагло врать, что вот как раз сейчас я на редакционном задании. И сообщать, что в квартире поменяли номер телефона. И называть новый. Будут звонить, Лёха сам сообразит, как им встретиться возле старого дома или где-нибудь в городе. С этим легче. Теперь редакция. Батю уговорить, чтобы про переезд не ляпнул – тоже вполне осуществимо. Но с телефоном-то как быть? Не может же у отца быть свой телефон, а у сына свой. Дурь полная. Тут один, и то без Альтова хрен поставили бы еще пару лет. Значит надо версию отработать правдоподобную. Сразу в голову не лезет ничего. Институт теперь. Кроме Трейша Серёги, дружки свадебного и сокурсника, никто в старую квартиру родителей и не приходил. Далеко. Да и таких друзей, которые вообще могли забегать к нему домой, трое-то и было всего. Трейш, Жердь да Нос. Жук, как друг, растворился в общей массе, ушел в мир людей, увлеченно и азартно догоняющих носящиеся повсюду деньги, и не стало друга. Теперь главное! Владимировская родня не может не узнать, что Лёха с женой больше с родителями не живут. Мотаются же почти все, кроме древней бабушки Горбачихи и жены дяди Саши Горбачёва то в гости, то закинуть продукт деревенский. То посоветоваться с умными людьми по серьёзным темам, которые в деревне появляются как яйца из курицы – штук по пять в день. А отец Лёхин слыл прямо-таки шибко умным. Да и маму дурой не считал никто. Учительница может быть дурой? Глупости какие! Так вот, с ними как? Увидят же. И спустилась с небес декабрьских холодная, но гениальная мысль. А вот полаялись пара родителей и пара детей до обид смертельных, даже стаканами да ложками пошвыряли друг в друга. И пошел тогда Лёха по миру, да по базару конкретно, где народ объявления клеит на ворота, и нашел там среди бумажек, что сдается квартирка убогая, но дешевая возле аэропорта. Да и съехали молодые туда насовсем. А может, даже и дольше. Идея так понравилась Лёхе, что он моментально и придумал, как внедрить её отцу с мамой. Мол, если тут останемся жить, то владимировские, униженные и оскорбленные, сроду к Маловичам городским не зайдут. Ну, вроде и достаточно было пока приёмов, чтобы не засветить Лёхин безвольный и отвратительный поступок – клюнуть на наживку – подачку с плеча барского. Закурил удовлетворенный работой разума своего Леха, закинул ногу на ногу, глаза закрыл и размечтался о том, что скрыть недостойное простого советского человека заглатывание барской наживки получится теперь. Как и утаить погружение в позорную роскошь, за которую и не любили людей, высоко парящих над ползающим народом.