– Так эта иерархия устроена, – заключил Андрей. – Успеть без просьб босса выслужиться перед ним красиво, чтобы продлить себе беспроблемную жизнь на своём месте, а то и повыситься со временем. Молодец.
– Третий номер нашей обширной программы, – Илья согнул средний палец. – Батю твоего скоро сам редактор поставит своим заместителем. И опять Альтов тут будет не при делах. Та же песня. Редактор соображает, что окажет нашему отцу уважение. Следи за ходом событий. Через год твой отец сядет в кресло зама.
– Батя мой в натуре заслуживает эту должность, – Лёха поднял палец указательный. – Но не женился бы я на дочке Альтова, так редактору и в башку бы это даже по пьянке не стукнуло. – Пахал и паши себе как бык в своем сельхозотделе. Объезжай степи родные вдоль и поперёк! А теперь – да. Вполне может возвысить моего батю, чтобы ваш это правильно отметил и оценил.
Илья скроил кислую мину и добавил раздраженно:
– Вот так эта система устроена. Успеть угодить высшему чину до того как он сам попросит об услуге. На этом держится власть управленческая. И за это её в лучшем случае недолюбливают. В худшем – ненавидят.
Андрей глянул на брата и сказал.
– Давай последний палец я загну. Идёт?
– Да загибай, – хмыкнул Илья. – Насчет правил клана властного скажи. И конкретно насчёт отцовских законов неписанных.
Андрей наклонился к Лёхе и стал тихо рассказывать.
– Родители наши – крестьяне. Они из деревень украинских. С самых низов. Отцы что у мамы, что у папы сено косой косили для первых колхозов. И наш батя пацаном ещё косой работал как машина. Здоровый был. Мать рассказывала. Сама она – дочь конюха и сестры-сиделки в больничке колхозной. Образование у обоих заочное. Только отец лет пятнадцать назад Высшую партийную школу в Алма-Ате закончил. Из Семиозёрки направили с должности заведующего отделом. Вернулся он обратно уже первым секретарём. А через три года – в Зарайск секретарём сразу посадили. У Бахтина Брежнев друг старинный, ты знаешь. Короче, простые они люди. Крестьяне на высших коммунистических должностях областного масштаба. Зависят они и от Алма-Аты, и от Москвы. Поэтому живут неукоснительно по понятиям, придуманным и утвержденным в ЦК КПСС. Это все привилегии. Отдельные магазины, лучшие товары, лучшая еда на дом, никаких оплат ни за что, неограниченные властные права на своих территориях. Причем отец не имеет права самовольно отказаться хоть от одной привилегии. Такое нарушение сверху карается сурово и немедленно. С Ленина да Троцкого всё это началось. А Сталин, Хрущев и, тем более, Брежнев ничего менять и не собирались. Так вот партия народная коммунистическая от народа и взлетела вверх. Голову задерёшь, чтоб её разглядеть – шапка свалится.
А батин закон неписанный держится на том, что он сам не верит ни в коммунизм, ни в преимущества социализма, потому что весь расклад идеологический и экономический знает изнутри. Причём досконально. И потому считает, что и верхам, что над ним, и низам надо показывать совершенно обратное. То есть, безусловную веру в светлое будущее и в могущество системы. И мы, близкие, обязаны тоже подчиняться этому закону, чтобы не было ни у кого из надзирающих сомнений в нашей общей семейной вере и преданности делу Ленина и партии.
Почесал Лёха затылок. Задумался.
– Так мне-то как быть? Не могу я жрать ананасы из обкомовских ящиков, стричься и педикюр делать в обкомовском секторе гигиены. В магазины эти чёртовы не хочу ходить и одеваться в то, чего никто и не видел в городе. Я женился на сестре вашей по любви к ней, а не к роскоши и высокому статусу зятя Альтова.
– Пробуй выпутаться сам, – похлопал его по плечу Илья. – Никого не привлекай. Жену тем более. Она – чисто домашняя булочка. Или сладкое пирожное. Она ничего не смыслит в делах отца и матери. Живи как жил. Ни на какие предложения бати и мамани нашей по поводу карьерного роста не ведись. – Илья поднялся со скамейки. – В хате этой, конечно, живи. Другого нет варианта. Но живи, повторяю, так, как сам хочешь. Правда, из-за этого Надька сама с тобой может и расстаться. Но тут уж – как пойдёт. Давай, удач тебе. Не играй с отцом в одной команде. Или для Зарайска, для всех, кто тебя знает, будешь ты человеком конченым. Почти врагом.