Но Лёха всё же решил к ней особо не прислушиваться. Пришел в спальню. Надя спала. Он лёг с краю, поправил под себя подушку, извинил сам себя за вынужденную немощь. И тоскливо сказал мысленно сам себе – никто, блин, кроме нас… И уснул. И, похоже, всю ночь видел странные черно- белые сны ни о чём.
24.Глава двадцать четвертая
Любовь редко исчезает вместе с неудачами в постели. Скорее сами неудачи-
это уже не причина, а следствие. И вот что интересно: никто пока толком и не смог объяснить единственную и неповторимую причину скоропостижной или после долгой и продолжительной болезни кончины казалось бы незыблемой, вечной любви. Видно, нет единственной причины. Есть примеры, когда пара дня без скандала прожить не в силах. Даже без мордобоя регулярного. Но никуда не девается их любовь. Не могут друг без друга оба. И через пару дней после битья посуды да поражающих как пуля оскорблений эти двое честно и искренне докладывают сами себе о том, как они друг друга любят. И ведь не врут. А бывает наоборот совсем. Достойная высших похвал семья, состоящая из доброжелательных, умных, спокойных, ещё пару лет назад по уши влюбленных людей, которые с утра до вечера говорят друг другу всякие приятности, живут, считай, в неразрывных объятиях, которые даже в мыслях не имеют обидеть любимого словом или, не дай бог, делом, вдруг как-то незаметно оба обрастают скорлупой равнодушия к милому партнёру и мучаются усталостью от вроде бы тех же, что и раньше отношений. Они вообще не ссорятся, не травмируют себя мелочными разборками, говорят, что любят и кажутся любящими посторонним, да родителям даже кажутся. А сядут однажды напротив, вглядятся в глаза друг другу, прощупают душой чувства обоюдные и не находят их. Ну, тех самых, которые называются любовью. Что это за парадокс и нонсенс? Ведь чтобы разлюбить – повод надо иметь. Это полюбить без повода можно. А разлюбить – нет. Никогда. Страсть пылкая притухла – не повод. Не она – основа любви. Разные вкусы в литературе, музыке и моде – вообще не аргумент. Любовь – это потребность постоянной телесной и чувственной необходимости не разделяться, потребность естественного, природного, стихийного желания слиться двумя телами и душами в одну плоть. Пусть это слияние воображаемое, не физическое, какого быть не может. Но и его достаточно, чтобы не проходящее обоюдное притяжение называть действительной любовью.
Вот об этом думал Лёха, сидя на последнем коричневом кресле с жесткой дерматиновой спинкой в маршрутном автобусе «Зарайск-Лесовое». Он ехал к своему хорошему товарищу и коллеге, корреспонденту лесовской районной газеты «Нива» Володе Кирсанову, с которым подружился года три назад на районном празднике урожая. Шеф Алексея отправил тогда в Лесовое за репортажем с мероприятия. А Володя как-то случайно объявился рядом и целый день они делали одно дело каждый для своей газеты. Потом стали перезваниваться. То он в Зарайск приезжал, то Лёху звал к себе пообедать. По степным меркам восемьдесят километров – не расстояние, ну и обедали они в районном ресторане «Родник», после чего Малович забегал в какую-нибудь районную контору, брал там материал для маленького, но любопытного сообщения в своей газете и к четырём уже сидел в редакции, отписывался. Володя тоже частенько приезжал к ним в новую квартиру и они допоздна, до последнего автобуса в Лесовое, увлеченно втроём болтали на разные темы. Это у них получалось хорошо, интересно. Потому и стали встречаться часто. То Лёха с Надей ездили к нему отдохнуть возле озера в центре леса, рыбу ловили, грибы собирали. То сам Кирсанов появлялся, чтобы потрепаться, посмотреть вместе новый фильм, который к ним привезут недели через две, поиграть вместе с Лёхой в минифутбол на площадке центрального парка, что было очень популярным увлечением у молодежи в конце шестидесятых и начале семидесятых.
Редакция «Нивы» прилепилась к огромному зданию красной кирпичной трехглавой церкви прямо в центре большого села. Лёха выпрыгнул из автобуса прямо рядом с церковной оградой, поднял голову, чтобы в который раз порадоваться красавцам куполам, сделанным из обвивающих купол винтом золотистых и голубых эмалевых пластин, над которыми громоздились несоразмерные куполам огромные сверкающие кресты. Володя сидел за столом и говорил по телефону с каким-то совхозом. Уточнял то ли важные цифры, а может имена героев очередной статьи. Руку он подал, не прерывая работы по телефону.
Лёха постоял возле стола, потом вышел на крыльцо, сел на деревянную ступеньку и закурил. Минут через десять вышел и Кирсанов.