– Buenas noches, amigos! – первым поздоровался Корвалан и приподнял лёгкую белую соломенную шляпу.
– Buenas noches! – сказали все по очереди, прижавшись к кромке дорожки.
– Это же точно Луис Корвалан? – спросил непонятно кого Федя Сучков из Якутии.
– Это снится, Федя! – улыбнулся Сергей Петрович.
– Надо сегодня зайти к чилийцам и спросить, надолго ли он у нас поселился. Да так, что и не знает никто, – предложил дагестанец Дадаш Салахов.
– У нас безопасно. Явно Политбюро поэтому у нас его и спрятало. Только болтать даже в общагах о нём не надо, – сказал Лёха, провожая восхищённым взглядом легендарную личность. Ни он, да и никто другой не знал тогда, что
18 декабря 1976 года по решению Политбюро ЦК КПСС в обмен на генерального секретаря Коммунистической партии Чили Луиса Корвалана из СССР в Швейцарию был выслан советский диссидент Владимир Буковский.
О Буковском и не вспоминал никто вообще, кроме близких по духу и отвращению к Советской власти соратников. А про Луиса не было известно ничего. Где он, что с ним? А он вот где! У нас. Живёт отдельно в красивом старинном белом домике среди берез и елей, так популярных в ВКШ при ЦК ВЛКСМ. А вот когда и куда он потом делся – тайна ещё покрупнее, чем тот секрет его таинственного у нас проживания.
ВКШ не была монастырём для лучших представителей мирового и местного коммунистического движения. Лёха себя к когорте этой не пристёгивал. Поскольку сам коммунизму не бежал, задрав штаны, да и другим не советовал. Ему нравилось главное. В движении и борьбе зарубежных страстных революционеров за построение для начала социализма в задолбанных буржуазией странах, или вообще без малейшего желания каких либо перемен в жизни, которого давно не имели привыкшие к миру, покою и всем радостям советской жизни наши комсомольцы – было одно общее для всех. Все искренне уважали и подобных себе, и тех, кому учёба здесь нужна была только для повышения своего статуса на родине после окончания школы. Поэтому и дружили все, пили вместе до упаду, ночуя временами под густыми елями в глубине двора. Отношения между полами тоже были такими милыми, что к концу учёбы Лёха уже и себе перестал удивляться в выборе временной подруги из какой-нибудь далёкой страны, а другим ребятам и девчатам, тем более. Причем развратом отношения между временными влюблёнными и не пахло. Всё было пристойно. Прилично и нисколько не противоречило священному понятию чистой искренней дружбы.
Был на факультете пионерской и школьной работы один отличный парень – Юра Ломов из Тамбова. Вот он случайно, видимо, но стал символом международной и сугубо советской дружбы. На одном мероприятии, где обсуждали какой-то очень деловой вопрос с минимумом спиртного и флажками своих стран или республик, он поднялся, покачиваясь от энергии употребленной недавно чачи и сказал слова, которые потом все перевели на свои языки и взяли их девизом для общей жизни .
– Я из Тамбова. У нас в лесах много волков. Которые, кстати, никого не трогают, хотя и злые они, и зубастые. И когда кто-то к кому-то набивается в товарищи, его отшивают одинаково: «Тамбовский волк тебе товарищ!»
Так вот я, ребята, тамбовский волк! И я всем вам товарищ! А так же друг и брат! Будьте и вы такими же верными товарищами как мы, тамбовские волки!
Тут Юре и аплодисментов перепало минут на десять. Переводчики перевели почти афоризм Ломова на все языки, после чего раздался оглушительный свист, крики «Хей!», потом те, кто к Юре поближе был, подкинули его раз десять к потолку. Качали с удовольствием, от души. А экспромт его потом стал в ВКШ девизом.
– Я твой верный товарищ как тамбовский волк.
И это было признание в лучших чувствах и самом прекрасном расположении к человеку. Конечно, о Высшей комсомольской школе давно пора отельную книгу написать. Возможно, я это и сделаю. Потому, что ни одного места на земле, более доброго, наполненного мудростью ученых и желанием жить счастливой честной жизнью молодых ребят, Лёха никогда больше так и не нашел. Это был хоть и не самый первый, но всё же самый щедрый подарок не очень вредной Лёхиной судьбы.
И всё же лично для него в ВКШ самыми нужными и полезными оказались две вещи: практика в «Комсомольской правде», о которой вы уже прочли, и «Клуб интернациональной дружбы». Именно он открыл Алексею совсем иной мир совсем других людей, а это открытие, к его, Лёхиному, изумлению
незаметно, но навсегда укрепило в нём уважение к другим мирам и людям, живущим по другим законам, правилам и укладам.
Я понимаю, что многим читателям может показаться инородным телом глава эта в повести о ярком рождении и странной смерти любви Алексея и Надежды. Но мне кажется, что вот без неё-то как раз до конца и не будет понятна причина исчезновения чувств и семьи. Зарайскую плавную, до последнего сантиметра размеренную и наперёд полностью понятную жизнь, фактически держали на руках своих родители. Они управляли ей так неназойливо, незаметно, но уверенно, что сумели без усилий забрать у своих детей вожжи. И жизнь-лошадка увлеченных своими делами Лёхи и Нади ехала туда, где взрослые отчетливо видели счастье семьи своих детей.