Иногда ему хотелось убить Нааму. Просто чтобы освободиться, разорвать этот гибельный круг. Но как жить потом без нее, когда уже отравлен ее нелюбовью? Когда отведал сладкий яд губ, познал наслаждение обладать ею, помнишь хриплые крики, стоны, свист хлыста и белоснежное тело на простынях, извивающееся в объятиях боли и страсти?
Столичный дом встретил его чистотой и молчанием. Про себя он порадовался, что Лайлы нет, слушать ее смехотворные претензии не было желания. Они жили раздельно уже несколько месяцев и встречались только на приемах.
Демон плеснул себе виски, добавил льда, сел у потрескивающего камина и задумался.
Пожалуй, стоит завести разговор о разводе. Он даже даст ей немного денег, если Лайла согласится не доводить дело до суда. А будет спорить — не получит ни гроша.
— Андрос! — хриплый голос жены вырвал из задумчивости.
Легка на помине. Он обернулся. Лайла стояла в дверях, одетая лишь в ночную сорочку и небрежно накинутый пеньюар. Распущенные рыжие волосы волнами стекали по плечам. Полупрозрачный шелк не скрывал, а скорее подчеркивал соблазнительные выпуклости и впадинки ее тела. Неожиданно впервые за многие месяцы она снова показалась ему соблазнительной.
— Не знал, что ты дома. Разбудил?
— Я не спала.
Она прерывисто шагнула вперед. На неестественно бледном лице глаза сверкали двумя драгоценными камнями, полные влажные губы так и манили впиться в них. И запах… Демон втянул его. От нее одуряюще пахло, чем-то животным, страстным, вызывающим неконтролируемое желание, похожее на то, что он чувствовал к Нааме.
— У тебя гон, — отметил он, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на женщину. — Не принимаешь блокаторы?
Гон. Недолгий период сумасшедшей гормональной бури. Вид демоницы в охоте лишал разума, вызывал у любого оказавшегося рядом демона желание разорвать всех соперников вокруг и взять самку. Брать ее снова и снова, пока семя не даст плод. Тот же дикий зов плоти лишал женщин воли к сопротивлению. Все, о чем они могли мечтать в период гона — это найти сильнейшего самца и отдаться ему.
Первобытный инстинкт размножения. Немало страниц в истории высших кланов были обагрены кровью по его вине. Экстазон действовал на том же принципе, обманывал тело демоницы, убеждая его, что пришла пора гона. Именно поэтому он был запрещен к применению без письменного согласия. И любая свободная женщина регулярно обновляла блокирующие чары, не желая превращаться в обезумевшую от страсти самку.
И все же он не мог ошибиться. Лайла была в охоте.
— Я… забыла про чары, — пролепетала она. И, всхлипнув, опустилась к нему на колени, обвила руками шею. — Ошиблась в подсчетах. Оно началось час назад. Блокатор подействует только утром.
Дрожь страсти от ее тела передалась и ему. Андрос почувствовал, как руки словно против воли заползают под скользкий шелк, оглаживают мягкую кожу. Как же сладко пахнет ее желание…
С влажных губ сорвался вскрик, полный отчаяния и страсти, когда он вонзил в нее сразу два пальца. Лайла застонала и подалась вперед. Горячая, покорная, бесстыдно мокрая.
— Да-а-а, — умоляюще пробормотала она. — Еще!
Андрос зарычал и рванул на ней сорочку. Потрескивало пламя в камине, отблески падали на спутанные рыжие волосы, молочно-белую грудь с призывно съежившимися ягодками сосков, гладко выбритый треугольник кожи между ног. Наманикюренные пальчики дрожа расстегивали пуговицы на его ширинке.
Он закрыл глаза, входя в нее. И представил совсем другую женщину в своих объятиях. С надменным лицом — чувственным и порочным в равной мере. С ярко-алыми губами и холодными злыми глазами. Это она стонала и вскрикивала, насаживаясь на его возбужденную плоть, запускала руки под рубашку, целовала, трепеща от страсти.
— На-а-ама…
***
“Знание — великая сила!” — любил повторять седой оборотень, бывший домашним учителем алхимии и гербологии у детей ди Вине. В те дни Наама мало вслушивалась в его слова. Ее куда больше интересовали вечеринки, наряды и поклонники. Она даже втайне потешалась над забавным стариком.