Я не шутила. Если дядя Ямач сошел с ума только сейчас, то Джумали родился именно таким и жизнь его ничему не научила. Вот бы на Акынчика его натравить, может, испугается и отступит.
— Не говори так, зная меня, — ответила Дамла. — Пока что не скажу, но я очень волнуюсь за них. Нужно с этим что-то делать. Приехали.
Дамла припарковалась недалеко от входа в институт, а я нагнулась, чтобы ободряюще сжать плечо невестки:
— Удачи — в браке с моим дядей она пригодится, — она намахнулась, но я со смехом отклонилась, находя выход. — Лучше расскажи дяде Ямачу или моему отцу, тогда они наконец-то наведаются к ним и решат то, что давно требовалось разрешить. Мы ушли.
На занятиях я постоянно обновляла новости, ведь не могла поверить в то, что видела. Весь интернет взорвался вестью о том, что компания принадлежавшая Байкалу развалилась с треском и в таком состоянии ее точно теперь никто не купит. Акции понизились, многомиллионные договора разорвались из-за некачественной работы служащих, а инвесторы отказались иметь дело с госпожой Эфсун. Смотря на экран телефона я вспомнила вчерашний ужин. Госпожа Фадик с бабушкой сдружились и в нашем меню появились новинки, приготовленные руками матери Азера, но я во время трапезы задумалась, откинувшись на спинку стула и вертя вилку перед глазами. Мама как-то ненормально на меня смотрела, хотя сама в последнее время не отличалась трезвостью ума.
— Что-то не так, дочка? — спросила бабушка, тревожась, а я и бровью не повела, не отвлекаясь от такого важного занятия.
— Просто задумалась. Ба, по сути наша семья главенствует в Чукуре, верно? Мы держим лицо, не можем позволить себе многого, у нас присутствуют обычаи и нормы, нарушать которые нельзя.
— Верно. К чему этот разговор, Караджа? — я смогла ее заинтересовать. Склонив голову немного в бок, я продолжила.
— То, что мы не смотря на наш статус остаемся теми, кто мы есть. Помним, откуда наш род и чего стоило нашим родным добиться куска хлеба. Мы не брезгуем работой и помогаем другим. Посмотри, — я указала ей на вилку, — мы едим только одним прибором, без ножа. Почему? Потому что мы из народа и нам так проще употреблять пищу, не хотим выделяться, ведь это не принято. Но вот не все готовы так поступать. Есть люди у которых статус стоит на первом месте, они могут побрезговать с тобой общаться только из-за имени, откуда ты, — мой взор упал на дядю Ямача, который так и застыл, как и я с вилкой в руке, задумавшись. — Это не правильно. Человека красит человечность, а не твоя родословная, власть и деньги. Мы дети улицы и именно она учит намного лучше всех институтов и люди здесь намного душевнее, чем целый зал интеллигентов в театре.
— Ты хочешь бросить институт? — не уловила мысли моя мать, но была та, которая поняла о чем я хотела сказать.
— Ты права, Караджа, — согласилась со мной, госпожа Фадик в глазах которой я нашла поддержку.
Мы вчера подумали лишь об одной особе — Эфсун. Именно она побрезгует выпить, например, чашечку чая на наших улицах, стены которых не очень чисты. Я была зла на дядю, наверное, поэтому и сказала. Азер прав, мы не заслужили этого, но дядя с готовностью бежит к Эфсун и проводит ночь, лежа на ее коленях. Мне обидно. Очень. Все имеют право на счастье, но только не я.
Когда за нами приехал Кемаль, то мне позвонила Эфсун, но я сбросила вызов, не желая разговаривать. Пусть еще больше побесится. Но моим планам не суждено было сбыться, стоило нам въехать в Чукур, как мне пришло сообщение:
«Я еду позади вас, так что лучше тебе выйти. Пока не поздно…»
Ух, как страшно. А у кошечки начинают лезть коготки, жаль Азер ей не подпилил. Я попросила Кемаля отвезти Сейхан домой, а я сама дойду, соврала ему, что нужно зайти в дом Дуйгу, а по дороге ее встречу. С трудом, но он согласился. Когда он уехал, я встала на краю тротуара, озираясь и держа руку рядом с пистолетом, мало ли. В это время здесь безлюдно, поэтому я решила испытать удачу и вышла на середу дороги, наконец-то приметив серебристую спортивную машину. Бесится, раз едет с такой скоростью, но Эфсун тоже меня заметила и видимо, решила задавить меня, а я лишь с готовностью расставила руки в сторону. Попробуй. Ты как никто другой знаешь, что в этом случае получишь гнев Кочовалы (Ямача в том числе), а также поддержку Азера потеряешь. Да, я чертовски удачливо влилась в это дело и пользуюсь своим положением. Машина с визгом остановилась в нескольких сантиметрах от меня, а я лишь цокнула, пнув машину слегка. Какая все-таки ты трусиха, Эфсун по природе. Гены Байкала точно обошли тебя.
Эфсун раскрыла дверь нараспашку и налетела на меня, достав пистолет, приставляя к моему лбу. Точно, не в него. Байкал был более устойчив к подобным ситуациям.
— Скажи хоть одну причину по которой я не должна нажать на курок, — заорала она как резанная, а я улыбнулась играючи.
— Причин полно, а главная из них — ты не сделаешь этого. Знаешь почему? Мы с тобой разные в этом вся и суть, — не приятно впивался метал в лоб, но что поделать, мы люди привыкшие. — Ты берешь в руки ствол, показывая какая ты крутая, но максимум что ты сделаешь — ранишь. Как моего дядю. Столько раз у тебя появлялась возможность его убить, но твоя ранимая, аристократичная натура не позволяет этого сделать. Тебе даже ягненка жалко, не то что человека.
Хватка ослабла, но палец с курка она до сих пор не убрала. Наивная.
— Как будто ты сможешь, — сомневалась Эфсун.
Секунда и я достаю пистолет, прислонив к ее виску, снимая с предохранителя. Все — шутки кончились и перед тобой именно та Караджа у которой ты отняла родных.
— И бровью не поведу, — я схватила ее за волосы у самого основания другой рукой, но она по-прежнему не убирала пистолет, утяжелено дыша из-за нервов. — Ты находишься именно в том месте, где пистолет берут в руки лишь с лишь одной целью — убить. Так научил весь район мой дедушка, чью смерть ты оплатила, так же делала и моя тетя Недрет, которую убили люди твоего отца и ее сына, который еще был совсем маленький. Что теперь скажешь, дрянь? Сомневаешься?
— Это было единственное, что осталось в память от отца… — она опустила ствол, обессилено падая на капот машины, а я отпустила ее волосы, пистолет же не стала убирать.
— А у меня ничего не осталось после Акшин, я даже не могла попросить у нее прощения. Тысячу раз я могла нажать на этот курок, убив тебя и Азера, но меня научили поступать честно в отличие от вас. Что делал дядя в твоем доме целую ночь? Говори! — закричала я.
— Спал. Не знаю почему, но он засыпает только с помощью моих рук, — ей было неловко об этом говорить, она пыталась деть руки куда угодно. — Пришел ночью и умолял дать ему поспать, а я не смогла прогнать. Откуда узнала?
Опустив пистолет, я убрала его обратно за пояс брюк, одергивая красную куртку и садясь рядом с ней. Как же мне это надоело, кто бы знал.
— Счет не сравнялся, Эфсун, — не стала я отвечать на вопрос. — Бизнес никогда не будет равнозначен человеческой жизни. Ты разрушена. Знаю. Мечешься, когда думаешь о моем дяде, но даже не представляешь в какую западню тебя кинули. Последний раз говорю — уходи, иначе умрешь. Станешь еще одной невинной жертвой, а их поверь уже перевалило больше сотни, если считать все наше окружение, а не только тех, кто связан кровью.
— Ты тоже мечешься, — мы обе находились в подвешенном состоянии и говорили приглушенно, силы разом покинули наши тела. — Из-за Азера все твои переживания. Как тебе удалось лишить его семьи?
— С твоей помощью. Ты толкнула их сделать этот шаг. Стараешься не замечать, но Азер такими темпами скоро станет трупом. Даже собственная мать чувствует это. Стоит мне его успокоить, сделать шаг назад, как ты натравливаешь его еще больше, но видишь, что Кочовалы в итоге победят.
— Не я его травлю, а Ямач, — возразила она обессилено. — По поводу победы ты ошибаешься. После того, как ты уничтожила память об отце, пощады не жди. Я на полном серьезе, Караджа. Я не остановлюсь после этого. Ты поплатишься за все.
— Возможно, именно я этого и жду, — произнесла я и почувствовала некой облегчение. Да, мне стало легче, когда я озвучила свои мысли.