Оригинальность заключалась еще и в том, что и его отец, и дяди и даже кузены на будущий год снова собирались поступать в Камуку. Уже даже не знаю в какой раз, я, если честно, сбилась со счета.
– Готова? – вдруг очень заботливо спросил Акихиро.
Я грустно кивнула.
Готова, куда я денусь.
– Эй, – мне улыбнулись, – все будет хорошо.
Странный он, говоря откровенно. Вконец странный.
– Угу, – я вымученно улыбнулась. – Про легенду все понял?
Он кивнул, и повторил:
– Я ненавижу тебя, ты ненавидишь меня.
Вот и молодец, усек сразу.
– Это стандартные отношения в основном для всех пар, – внезапно сообщил Акихиро. И даже пояснил: – На Ятори идеальными считаются взаимоотношения по типу «от жгучей ненависти до любви». У нас абсолютно все браки в принципе заключаются принудительно. Выбора нет ни у жениха, ни у невесты.
И он как-то многозначительно это произнес.
Скептически относясь к его явной попытке вызвать сочувствие, язвительно заметила:
– Это не мешает мужикам водить к себе гейш толпами.
– Тоже верно, – усмехнулся Адзауро. – Пошли?
И наследник клана улыбнулся мне жуткой, до крайности пугающей улыбкой монстра. Улыбка, абсолютно ничего не выражающая, словно была нарисована на маске. Обыкновенной маске… полностью скрывающей лицо девятого дракона. «Адзауро» – в переводе клан дремлющего дракона. Дремлющего? Что-то мне подсказывало, что скорее атакующего. Готового к атаке. Вот-вот готового нанести удар…
– У тебя зрачки увеличились, – внезапно констатировал Акихиро. – Вожделение или страх?
– Ни то, ни другое, – внимательно вглядываясь в него, холодно ответила я.
– Тогда что же? – улыбка становится явственнее, и вместе с тем его глаза леденеют.
Я вновь окинула внимательным взглядом Адзауро-младшего, несколько потрясенно покачала головой и произнесла вслух, пристально вглядываясь в яторийца:
– Твоя улыбка, это что-то. Она одновременно не выражает ничего, словно ты надел маску на лицо, и вместе с тем многозначительна до одури… Ты мне не нравишься.
Он усмехнулся, обнажив идеально белые зубы и равнодушно-издевательски произнес:
– Смело, честно, вызывает неподдельное уважение и вместе с тем глупо. Как ты там сказала? До одури? Так вот Маари, честность не то, что следует проявлять на Ятори.
И он, открыв дверь, покинул автомобиль, чтобы, обойдя его, позволив открыть мою дверь лакею, галантно протянуть мне руку.
За нами наблюдало много глаз. Наблюдало внимательно и в высшей степени враждебно, по отношению ко мне, но я несколько помедлила, с подачей руки Акихиро. Просто «Мари» – это любимая, а вот «маари» – уже принадлежащая. Как игрушка. Как вещь, на которую заявили права. Как женщина, лишенная прав и защиты. Как… как будто он сказал: «Моя» вложив в это все собственнические смыслы, которые только можно было вложить.
И потому да, я пребывала в некотором замешательстве.
Недолгом.
Одного взгляда на Акихиро Адзауро хватило, чтобы понять – со мной он был другим. Живым. Пусть даже притворялся, возможно, но… был живым. А сейчас перед автомобилем протянув мне руку стояла кукла… статуя, с идеальной кожей, отстраненным выражением на лице и холодом в глазах. Улыбка? Больше не было и намека. Если бы не грудь, едва заметно вздымающаяся от дыхания, я бы решила, что передо мной киборг, в крайнем случае ИсКин, но человек – нет. Никогда. У людей не бывает таких застывших лиц. Словно действительно маска, только сейчас неживыми казались даже глаза.
Я вложила пальцы в его ладонь, Акихиро учтиво-безразлично помог покинуть транспортное средство, и придержал меня на тот миг, когда флайт с тихим шорохом отъехал, оставляя нас на растерзание встречающих.
Что странно – моей руки монстр не отпустил, хотя следовало бы. Ему следовало идти на шаг впереди, мне на шаг позади, семеня и совершая маленькие шаги. Но младший господин почему-то забыл о такой маленькой детали, как необходимость соблюдать правила. Крепко сжав мою ладонь, он вальяжно-флегматично направился к ступеням, едва ли одарив взглядом прислугу, и довольно холодно взглянув на мать, которая шагнула к нему навстречу, уже начав возмущенно дышать, потому как… мы нарушали традицию, да. Мы ее даже фактически уже нарушили, отрицать это было бы глупо, но Акихиро и не отрицал.
У этого монстра, кажется, было правило – не хочешь отрицать, доведи ситуацию до абсурда. И потому, вместо того, чтобы, повинуясь возмущенному взгляду матери отпустить меня, он лишь холодно произнес, проводя меня мимо женщины, подарившей ему жизнь:
– Моя невеста неприкосновенна. Я говорю это раз, и хочу быть услышан и правильно понят.