Через две минуты явился дядя Ваня. Усы обвисли: на них так же, как и на шапке, и на плечах, был снег. Комбриг не дал ему доложить о себе.
— Снег пошел? — спросил он.
— Пороша, товарищ гвардии полковник.
Комбриг еще раз расспросил санитара, что тот видел, когда сидел у стереотрубы на переднем крае. Новиков обстоятельно и многословно рассказывал то же самое, что и раньше, и ничего не прибавил.
— Гвардии лейтенант Погудин должны вернуться, товарищ полковник. Они там все ловкачи подобрались, — закончил он.
— А как по крыше бежали? Прямо, или сначала в стороны метались?
— Совершенно прямо, товарищ полковник. У них, наверное, план был… Только кто-то один немножко замешкался, пока спрыгнул.
— Кто же это по-твоему мог быть?
— Не знаю, товарищ полковник. Расстояние большое, стереотруба не берет.
— А за ним кто-нибудь выбегал на крышу?
— Нет, не видно было. Только они — семь человек, я считал внимательно. Все семеро живы-невредимы.
«Могли бы еще вернуться, — подумал полковник. — Но снег. Снег — не во время! В темноте еще могли бы пробраться, а на снегу их перестреляют — и конец. Кто мог предвидеть такую неожиданность? А надо было предвидеть! И снабдить Погудина белыми маскировочными костюмами!»
Он сосредоточенно смотрел на капли, бисером рассыпанные на шапке, на шинели гвардейца. Со снегом совсем уменьшилась надежда на то, что Погудин выберется.
— Ви-и-хорь! Ви-и-хорь, — монотонно звала Соня.
— Прекратите! — оборвал он ее. — Выключайте рацию.
Соня испуганно вздрогнула. Затем медленно встала.
— Есть.
Распахнулась дверь. Нагибаясь и обмахиваясь перчаткой, в землянку ввалился усыпанный снегом комбат Никонов.
— Ну, как глазастая? Есть что-нибудь? — Он увидел комбрига и выпрямился. — Здравствуйте, товарищ полковник! Извините, что я так…
Вслед за ним вошел Фомин. Он поздоровался и спросил:
— Что уже прекратили вызывать Погудина?
Никто не ответил ему. Санитар дядя Ваня застеснялся и попросил разрешения идти. Полковник отпустил его и потом приказал Соне:
— Пригласите сюда начальника штаба. Да не ходите. Разыщите по телефону. Он сейчас, наверное, с третьим батальоном на полигоне.
— Есть, товарищ полковник!
Соня подумала: сейчас что-то будет предпринято для спасения Погудина. Она оживилась и начала звонить во все концы по телефону. Сдерживая голос, чтобы не мешать разговору офицеров, она старалась не пропустить ни одного их слова.
Никонов и Фомин рассказывали, как все офицеры и бойцы батальона только и толкуют меж собой, что о Погудине. Все восхищаются его смелостью и крепко огорчены тем, что он пропал. Почти все предлагают добровольно пойти на выручку любым способом от разведки боем до парашютного десанта. «Такие, как Погудин, — всегда любимцы коллектива, — говорил Фомин. — Надо что-то сделать, успокоить людей».
Полковник несколько раз подчеркнул, что Погудин успел передать очень ценные сведения, которые полезны даже штабу фронта. Но ни о какой разведке боем в направлении за́мка речи быть не может.
— По замыслам командования мы не имеем права обнаруживать свои силы перед нашим крупным наступлением, — закончил он.
— Так что ж? Выходит, ничего и предпринять нельзя? — огорченно спросил Никонов. Его невысокая фигура согнулась. Полное румяное лицо помрачнело. Он словно сразу постарел, когда понял, что теперь уже Погудин может не вернуться.
Соня закончила разговоры по телефону и доложила полковнику: начальник штаба сейчас придет. Потом посмотрела на Никонова. Ей захотелось подойти к нему, успокоить, вселить в него веру в возвращение разведчиков. Она перевела взгляд на Фомина. Тот сидел в стороне, не шевелясь, опустив руку вниз, и тихо постукивал пальцем по ножке табурета. Соня вслушалась. Оказывается Фомин выбивал азбукой Морзе: «П-о-г-у-д-и-н-Н-и-к-о-л-а-й-П-о-г-у-д-и-н». Она понимающе кивнула ему и вздохнула.
Полковник встал и заходил по землянке, поправляя шинель, спадающую с плеч. Он не любил показывать перед подчиненными своих, как он выражался, «расшатанных за войну нервов». Держать себя в руках ему сейчас было трудно, он считал себя виноватым в том, что пустил Погудина в тыл противника. И не столько для остальных, сколько для себя, он сказал:
— Мы не знаем точно, что Погудин с бойцами погиб. Поэтому мы не имеем права хоронить его прежде времени. Они должны вернуться, и мы должны верить в это, — он твердо выделил слово «должны». Все, что от нас зависит, мы делаем. Так и скажите, Иван Федосеевич, личному составу батальона.