Выбрать главу

Юрий понял намек своего механика, вспомнил беседу Ивана Федосеевича. Но еще не решился запеть первым. Начал сам Антон Ситников, он откашлялся, помедлил, задумчиво прикрыв глаза, и начал тихо, задушевно:

Чуть горит зари полоска узкая, Золотая тихая струя…

Вторя ему, дружно пристали все остальные. И дрогнули стекла в окнах:

Ой, ты мать-земля, равнина русская, Дорогая Родина моя…

В окно заглянули улыбающиеся Николай и его ординарец Миша Бадяев. «Вот вы где!», — кричал Николай. Ему закивали, не прекращая песни. Юрий бросился к окну, замахал: «Иди сюда!», толкнул раму, она распахнулась, и Николай влез прямо в окно вместе с весенним ветерком, повеявшим нивесть откуда в этой узенькой каменной уличке с мрачными зданиями и вечной сыростью.

Николай уселся на подоконник и запел, весь отдаваясь песне. Юрий дружески хлопнул его по плечу:

— Живой, ч-чорт! Я за тебя так боялся.

— А что мне сделается? — хвастливо тряхнул головой Николай.

Потом так же тихо, не нарушая песни, он сказал с горечью:

— Вот Соне — не посчастливилось.

— Да-а.

Снова оба пристроились к хору и тянули широко, с сердцем, до слез в глазах:

И бегут, бегут дороги дальние В голубой неведомый простор…

— Ты что это ребят здесь собрал? — спросил Николай.

— Это я сам к ним пришел.

— Правильно! Всегда, когда на душе смутно, — к ребятам своим придешь — и легче станет.

Юрий кивнул. Песня вырывалась из мрачной квартиры, летела из узкой улицы туда, где за темными домами угадывалось яркое солнце. Голоса певцов становились гневными и мужественными, каждый четко произносил слова:

Чья душа с тоскою не оглянется, Не пойдет в огонь сквозь ночи тьму…

Взглянув в окно на безоблачное небо, в котором высоко-высоко шли на бомбежку эскадрильи «петляковых», Николай потянул за собой Юрия:

— Смотри. Уже настоящая весна.

— Апрель…

— Этой весной мы победим. Победим, Юрка! Ты понимаешь, кисельная твоя душа, по-бе-дим!

Юрий не обиделся и ответил серьезно:

— Понимаю. Мне бы сейчас машину дали, чтоб — не безлошадником.

— Дадут. Обязательно дадут.. Сейчас быстро пополняют — и новыми, и из ремонта.

Они снова запели. Но Юрию хотелось поговорить.

— Вот, знаешь, в этом городе, когда я потерял вторую машину, пришлось встретиться с одной… Сначала думал — благородная женщина: меня спасла. А потом понял: ничтожная, родины у нее нет… До чего может стать жалким человек, забыв о родине!

Николай молча кивнул, серьезно глядя ему в глаза.

А широкая мелодия песни рвалась и рвалась ввысь:

Ой, ты, мать-земля, равнина русская, Дорогая Родина моя…

Глава 18

Получили задачу выйти в тыл следующему городу. «Тридцатьчетверки» пробирались неторными дорогами, обходя узлы сопротивления врага. По сторонам — аккуратные, тщательно вылизанные квадраты насаженных лесов. Такие жерди сосен можно сосчитать: столько-то стволов в ряду, столько-то рядов. Скучная картина. Николай, сидя на танке, старательно прощупывал взглядом все кругом, готовясь в любой миг пустить ракету в сторону замеченной опасности.

— Стой! — замахали руками на первой машине.

Головной танк разведки заприпадал на бок, мотор жалобно зажужжал, рыкнул раз, другой и заглох.

Порвалась гусеница. Блестящая стальная лента растянулась по земле позади танка, как обмотка с ноги неряшливого пехотинца. Танкисты принялись натягивать ее, заменять лопнувшее звено — трак. Десантники помогали, Николай перебрался на танк командира взвода и заглянул в башню.

— Мечтаешь? — спросил он Юрия, который сидел там без шлема и вытирал с лица и шеи пот. Наступали теплые дни, и в танке становилось жарко.