Ранен гвардии лейтенант Николай Погудин. И опять — в ногу! Будто вражеская пуля знала, проклятая, что для него самое главное в жизни — идти вперед.
Подъехали еще танки: передовой отряд догнал разведку. Комбат Никонов с угасшей трубкой во рту вылез из машины и побежал вдоль колонны.
— Чего вас заморозило? — тревожно спрашивал он.
Увидав, как перевязывают Николая, майор неловким жестом выдернул трубку изо рта, она разделилась надвое, и мундштук остался в зубах. Он махал чубуком перед собой, не зная куда его сунуть. Но потом быстро справился со своим замешательством и закричал:
— По машинам! Взводом десанта командовать будет Перепелица! Сажай ребят. — И пригрозил строго: — Чтоб отомстить мне за лейтенанта как следует!
— Есть.
Около Николая на земле сидел, поправляя ему бинты, Миша Бадяев. Он стискивал зубы, едва-едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться и поминутно повторял:
— Возвращайтесь быстрее, товарищ гвардии лейтенант, возвращайтесь быстрее…
— Я скоро! — Бледные губы Николая раздвинулись в улыбке.
— Дай руку, Миша. Пусть ребята не забывают меня.
Бадяев схватил ставшую мягкой и холодной руку Николая.
— Что вы! Товарищ лейтенант! Конечно! Возвращайтесь скорее.
Прибежал Юрий.
— Коля! Ранило?
Николай тяжело и часто дышал.
— Видишь… Назад придется ехать.
— Ну… — Слова застряли у Юрия в горле, он беспомощно махнул рукой и сказал не то, что хотел. — Ты пиши. Слышишь, Коля, пиши. Обязательно пиши! Чтобы нам после войны не потерять друг друга. Хорошо?
Он стоял, вытянувшись, и не зная, что делать, растерянный, такой же бледный, как раненый Николай. Тот протянул ему руки.
— Ну, давай… попрощаемся.
Юрий помедлил, неловко наклонился и обнял товарища, ткнувшись носом ему в плечо. Николай погладил его, как девушку, по спине.
— Эх, Юрка! Какой же ты все-таки, дружище… На-ко вот. Я написал тебе рекомендацию. — Он вынул из кармана гимнастерки аккуратно сложенную и уже изрядно потрепанную бумагу.
Юрий благодарил одними глазами. У него перехватило дыхание.
Подошел майор. Юрий почувствовал его взгляд, поднялся и, четко откозыряв, направился к своему танку. Он зашагал сначала медленно, а потом почти побежал и одним махом залез в башню.
Никонов поднял Николая и на руках понес к своей машине.
— Сейчас санитарная подъедет. Кровь идет? Надо подбинтовать еще. Ну, чего молчишь? Помираешь, что ли? — пробовал он шутить.
Николай старался повернуть голову в ту сторону, куда уходили, быстро срываясь с места и, будто раздраженно, рыкая моторами, один за другим танки разведки.
— Не во-время, Василий Иванович, меня стукнуло.
— Ладно тебе, «не во-время». Вся война — не во-время, — ворчал майор, опуская его на крыло своего танка.
Василий Иванович нежно поправил Николаю пилотку, которая сваливалась с торчащих вихров. Он понимал, что страдание во взгляде Николая — это не только боль от раны. Это — муки человека, вынужденного лежать в то время, когда другие мчатся вперед.
— Ничего. Догонишь. Маршрут знаешь?
Он в шутку спросил про маршрут, чтобы приободрить Николая. Но тот серьезно ответил:
— А как же? Знаю.
Подошла санитарная машина…
Юрий не заметил, что на его танк залез и уселся с десантниками позади башни Иван Федосеевич. Капитан Фомин, догнав с батальоном разведку и увидав, что Николай ранен сразу понял: за Юрием нужен глаз. И у десантников командиром стал сержант Перепелица, которому могла потребоваться помощь офицера. И сам Иван Федосеевич в эти дни начинал терять свое обычное спокойствие. Еще бы! До Берлина оставалось — рукой подать.
Перепелица был в восторге, что Иван Федосеевич поехал с ними.
— От дякую! От спасибо, товарищ гвардии капитан, що вы с нами. Та мы зараз дадим нимцам копоти! — размахивал он автоматом.
— Спокойнее! — Капитан усадил его рядом с собой. Танк мчался на предельной скорости. Мотор ревел, и его горячее дыхание обдавало лица сидевших на жалюзи за башней. — Ты что медали не снял. Потеряешь.
— Та це ж остатний раз идемо. Зараз перемога будет.
— Щи ни зараз, — сказал капитан по-украински, но согласился:
— Вообще-то правильно: теперь уж, наверное, до дня победы снимать и нацеплять некогда будет.
Хилые леса сменились полями. Кругом было пустынно. Впереди виднелся городок с островерхими черепичными крышами и шпилями двух кирок. Юрий выбрался на башню, сел, свесив ноги в люк и кричал так, что ему приходилось придерживать ларингофон. Он заслонял рукою глаза от солнца, разглядывая местность вокруг.