— Ну, спасибо! И что? — хрипло бросил Бугимен.
— Утро… Считай это тайной, — безмятежно зевнула Валерия. — Пока что. Я скажу завтра.
Она ощущала странное умиротворение, точно разгадала сложную загадку. Возможно, в этом помогли нежданно появившиеся нити счастливых снов. Ее уже даже не занимала ссора родителей, как и тот факт, что время разговоров с Королем Кошмаров текло как-то неправильно медленно. Может быть, она все же засыпала на какое-то время, проваливалась в забытье без сновидений. Но стоило вынырнуть на другой слой, как возвращалось это существо.
— Так ты хочешь, чтобы я пришел? — поразился Король Кошмаров, застыв на месте, заключая: — Это безумие!
— Тебе решать, приходить или нет. Ты же решил меня мучить, — отозвалась Валерия, странно полуулыбаясь. Игра, заключенное пари, казалось ей все более интересным. Оно отвлекало от созерцания бессмысленности собственной жизни. И того хватит, что хоть что-то уводило из этой пропасти, хоть кто-то. Этот ужас и страх.
3. Равновесие
По улице носились машины, медленно скапливаясь в немаленький затор между двух светофоров. Перекресток поймал район в тупик взаимного упрямства: никто не намеревался пропускать соседа по движению. Все копошились в дыму, переругивались в честь начала рабочего дня.
Валерия тихонько кляла последними словами каждого из водителей, пробираясь к метро, торопясь на работу. У отца тоже была машина, но дочь не желала зависеть от бензинового киселя медленно текущих автострад. Да и от отца… Последнее время она и вовсе подумывала о том, чтобы куда-то съехать, подсчитывала, сколько у нее выходит в месяц, хватит ли, чтобы снять квартиру или хотя бы комнату. Но мысли как-то вяло текли в этом направлении. Последнее время думать вообще удавалось с трудом.
От хронической усталости и недосыпа подташнивало, колотил лихорадочный озноб, а голова наливалась тяжестью, точно переспелый фрукт. Да, передержал себя на ветке, прикованный к ней цепями черенка, вот и устремлялся вниз, сгнивать среди травы и белесых червей, покрываться бурыми пятнами неизбежного исчезновения. И если упал, то либо сорван ветром, либо столь плох, что не нужен ни людям, ни птицам.
Лишь черви проделывают в нем ходы прозрачными призраками с черными бусинами глаз, прорывают туннели, как кроты в земле, выедают сладкую сердцевину. Казалось, она-то и истлела, ее-то и сожрали внутренние демоны, собственные страхи. Словно ее тоже преследовали черные лошади.
Валерия вновь вспомнила о Короле Кошмаров, о том, кто приходил с наступлением ночи. Чем она это заслужила? Но если бы он не приходил, то она бы по-прежнему мучилась от бессонницы в темноте смутных видений, бессильно думала снова и снова, что ей делать с этой жизнью, каковы ее предназначение и цель. Эти размышления прибывали долгими ночами, лишали сна, терзала конечность всего сущего и одновременно нежелание двигаться дальше. Раньше-то все просто казалось: учись, получай отметки. А ныне… каждый месяц приходили на карточку деньги, каждое утро она открывала глаза под вой будильника и плелась куда-то. Конца у этого уже не существовало, только повторение. Высшего смысла не находилось, не виделось во всем этом.
«Если у боли нет имени, то мы безымянные». — Мысли, случайные странники измученного сознания, путешествовали сквозь время в иные миры, пока тело занимало рабочее место. Школьный психолог — это не помощь людям, а скорее кипа документации и побочных обязанностей. Однако иногда приходили и те, кто наивно верил, будто их выслушают, найдут приют для одинокой души. И Валерия тогда принимала рассказы чужой скорби. Хранитель скорби, печали. А, как известно, к психологу от радости никто не пойдет, только когда уже больше совсем не к кому. Хоть работала в приличной школе, почти без неблагополучных семей среди учеников, а все же разное случалось. Знать бы им, что у самой нее вместо сердца разрастался куст дикой розы, почти без бутонов, зато с острыми шипами.
«Что же на этот раз? Дело о несчастной любви? Не ново… не ново. И так бессмысленно», — рассуждала сама с собой девушка, глядя на восьмиклассницу перед ней, это юное создание с круглыми широко открытыми глазами. Казалось бы, не так много лет их разделяло, но девочка еще верила в чудеса, еще считала сказки не до конца исчезнувшими.
Валерия же убедилась, что даже сказки жестоки, пусть все их персонажи обнаружились рядом с ней. Поверить в их существование оказалось завидно легко, но они не несли никакой радости или искупления. А уж рассказы о вечной любви и вовсе нагоняли скуку, хотелось вырвать их с корнем из метущейся юной души, да не позволяла этика.