— Да, конечно, — сладким голосом пропела она, поразившись своему умению маскировать истинные чувства.
— «Да, конечно», — тут же передразнил ее возникший откуда-то полтергейст, Валерия бросила на него строгий взгляд, но своевольное грозное создание и не думало исчезать. Он никуда не делся, когда молодые сотрудники школы покинули здание вдвоем, пытаясь наладить диалог, следовал за ними тенью до самого метро, а потом караулил Валерию и в метро с какой-то фанатичной настойчивостью, мстительно сверкая глазами исподлобья. От его дурного настроения в вагоне замерцали лампочки.
— Ух, нечистая сила! — пробормотала одна из многочисленных старушек. Кто-то предпочел перейти в другой вагон.
Валерия только устало зажмурилась, чтобы не глядеть на эту световую какофонию, оставшись наедине с гомоном колес. Стоило ей открыть дверь, как Бугимен злорадно навис над ней:
— И что это за хмырь?
— Тебя бесит, что он похож на Джека Фроста что ли? — с победной улыбкой обернулась Валерия, подыскивая для роз подходящую вазу, соображая, что именно этого предмета в ее новом жилище совершенно не хватает. Ведь цветы ей раньше никто не дарил, разве только по одной хилой розочке тот поклонник с выпускного бала. Впоследствии оказалось, что он пошел на инженера, но покатился куда-то не в ту сторону, попробовав наркотики. Такие сведения донесли разрозненные знакомые. И Валерия с облегчением сочла, что судьба уберегла ее от еще одного недоброго рока.
— Нет! — отвернулся собеседник, будто его вовсе не волновал этот вопрос.
— Хмырь как хмырь. Может, скоро будет жить тут, — провоцировала девушка.
— Что? — прошипел Бугимен. — Ты разве забыла? У нас договор! Ты думаешь, так избавиться от меня? Наивный человечишка!
От его восклицания треснула и погасла лампочка, что напугало бы любого, но Валерия не отступалась от своей опасной игры, ей нравилось питаться этим возмущением, точно не он, а она пришли из мира непонятных духов.
— Может, я решила наладить личную жизнь. И надоело мне ночи напролет болтать только с тобой, — откровенно издевалась Валерия, совершенно неприлично поддевая: — Толку-то от тебя?
— Ничего, радуйся-радуйся, пока можешь. Скоро все поглотят кошмары, — только рассмеялся Бугимен, загадочно исчезая. Явно отправился готовить свой злодейский план, а Валерия почти смеялась над ним, поражаясь доверчивости столь долговечного создания. Разве не следовало догадаться, как часто лгут люди, особенно, женщины? Похоже, он и правда принял все за чистую монету.
«Будто я радуюсь», — подумала она, вспоминая учителя географии. И ничего не отозвалось в груди, ничего не дрогнуло, не потеплело. Еще одно постылое знакомство, еще одна бесконечная игра без возможность по-настоящему ожить, отдать кому-то свое настоящее тепло, рассказать искреннее обо всем, что терзало. Здесь же изволь нацепить парадную маску, изображай теперь неизвестно сколько благодушие и кротость, как на рабочем месте. Валерия невольно представила себя обнаженной перед этим парнем, и ее едва не стошнило.
«Смерть от сепсиса куда более болезненна, чем смерть во сне», — вспоминала она странное замечание Бугимена. Она дотрагивалась до своего плеча, где уже давным-давно зажил нарыв, лишь для того, чтобы вспомнить лед от прикосновения ладони.
— У меня… сепсис души, — тихо прошептала она. И просила, чтобы в ту ночь вновь пришел страх, но, кажется, он затаил обиду или же готовил очень злую шутку, примерный сценарий которой Валерия разгадала по его выражению лица, точно у какого-нибудь Локи перед розыгрышем обитателей Асгарда.
И в этой кромешной темноте она вновь тонула, не имея сил заснуть, нарезая и заваривая имбирь, стесав кожу на пальцах острым ножом, который на днях наточил заботливо отец. Вернее, он просто не знал, чем себя отвлечь от очередной ссоры с мамой, потому делал вид, будто пришел помочь дочке.
Валерия слизывала свою кровь, подходя к окну, снова прикасаясь, как к запретному плоду, к подоконнику. И три розы, плывущие в темноте, ныне казались тремя мечами, с которыми придется сражаться против жизни, против отвращения, недоверия и неприятия.
«Нет, я сильнее этого», — сжала она зубы, отходя от подоконника. Ей бы радоваться, что хоть кому-то понравилась с таким дурным характером, хотя на людях-то скрывала его мастерски, как повзрослела.