Прибыли все ее детские страшилки, все видения, в которые она давно не верила. Она поступила на психолога еще для того, чтобы научиться понимать, откуда эти сны, в чем их смысл. Кошмары оказывались интересны для понимания своими деталями, Валерия даже радовалась, что их легко записать и разложить в рамках той или иной теории. Но ответа не находилось, пока он сам не явился. Почувствовал, как шакал падаль, ее отрешенную безысходность. Но теперь все хотя бы вставало на свои места: черный силуэт так и оказался серокожим духом иррациональной тревоги. Или как уж он себя величал… Стоял перед ней, лишь немного отличаясь от людей, то с опаской поглядывая на черных лошадей, кружащих по комнате, точно цирковые скакуны, то внимательно изучая недобрым взглядом Валерию.
— Признаться, ты не лишен своего обаяния, — усмехнулась девушка, глянув вкрадчиво исподлобья, но тут же устыдилась, ведь она разговаривала с врагом, а он заинтересованно ухмыльнулся; так что Валерия немедленно перевела тему, равнодушно спрашивая: — Что ты можешь, кроме галлюцинаций страха?
— Что еще сковывает и разобщает людей? — властно развел руками Бугимен, кажется, напряженно игнорируя присутствие в комнате черных коней-призраков. Определенно — его древний страх.
— Алчность, тупость, нежелание слушать, — навскидку перечислила Валерия, мотнув головой, вслушиваясь в приглушенные звуки из гостиной, где уже кто-то додумался выключить телевизор, этот глас катастроф. — Хотя ты прав. Алчность от страха. От страха ненависть. Зря ты так… Они и сами умеют бояться, сами искажать свои чувства. А кто-то их убивает.
— Кого «их»? — не понял собеседник. Он слушал, и это удивляло. Наверное, потому что оба намеревались разгадать друг друга, чтобы в конце концов, сломать.
— И чувства. И людей, — обреченно заключила Валерия со вздохом. А ведь она могла бы приносить реальную пользу, если бы пошла, например, в психологи при службе спасения, но тогда бы сердце изорвала чужими страшными бедами. Об этом никогда даже речи не шло, ведь ее долг — оставаться в этом доме на тринадцатом этаже, рядом с родителями. Их радость, их победа — не удалось соответствовать до конца. И с великими планами изменить мир пришлось покончить еще в зачатках. Она смирилась с тем, что ей не спасти никого. У нее просто завалялся за стеклом книжного шкафа красный диплом психолога от приличного ВУЗа, а реальную пользу мало кто приносил из всего их выпуска.
— Ладно, — продолжила Валерия, поддавшись потоку мыслей. — Оставайся, сколько пожелаешь, я не против. Кстати, там еще чайник теплый на кухне… — Не к месту вспомнила о верном способе избавиться от озноба девушка. Она еще отдаленно ощущала, как горячий напиток согревал ее изнутри, на короткое время, казалось, изгонял этот хлад безвоздушного пространства неприветливой Вселенной.
— Ты за кого меня держишь?! — возмутился Король Кошмаров, потрясая кулаками. Прямо как мать перед телевизором только недавно. Самомнения много, а толку-то мало. Вот уж кто никогда не задумывался о том, чтобы как-то изменить мир к лучшему. Они оба. Но от сравнения сделалось противно.
— А я устала за день, — зло бросила Валерия, отгораживаясь от незваного гостя так же, как от недавнего «турнира» родителей. — Пожалуй, буду наслаждаться твоими кошмарами, плыть в их спокойном хороводе. Иллюзорные кошмары… Как мило. Они уводят от ужаса реальности.
Она демонстративно поплелась к дивану и с размаху упала на него, так и оставшись в домашнем желтом спортивном костюме.
— Вот так наглость! Она еще и в одеяло завернулась! — не нашел, что еще возразить Бугимен. Девушка же и правда укуталась в импровизированное «гнездо», но отнюдь не от веселья. Ей и одеяло-то казалось цепкими кольцами кобры, поэтому она приподняла голову:
— А что? Поговорить хочешь? Ладно, я только «за».
— Ты можешь вот так запросто обращаться ко мне? Ты хоть знаешь, что я могу с тобой сделать?! Ты хоть знаешь мою силу?
Его силуэт разбух и разросся, заполняя, как хвост черного павлина, песком всю комнату. На этот раз Король Кошмаров по-настоящему испугал, уже не на уровне видений, а скорее снова телесную внешнюю оболочку, которая сжалась в преддверии боли. Но нежить оказалась не столько пугающей, сколько воспитанной. Наверное. А, может, просто некие Хранители Снов лишили его истинной силы. Так или иначе, но ударить или сделать что-то подобное Бугимен не намеревался. И Валерия вновь успокоилась, располагаясь на беззвездном дне безразличия. Пытка души — на это она почти сознательно подписалась. Что еще надлежит творить темным духам? Терзать сознание человека.
— Ты думаешь, ты самое коварное существо на свете? Самое хитрое? — бросила она, в то время как собеседник с глухим рыком бродил по комнате, явно оскорбленный таким обращением. Его шлейф закручивался нестройными складками дымных линий.
— Может, и не самое… Но одно их самых, — упрямо пытался доказать он. — И я наслаждаюсь этим чувством своего превосходства по отвратительности, цинизму, жестокости.
Он вновь развел руки, вновь скалился, но стоило ему заметить что-то за окном, как он торопливо попятился вглубь комнаты. Движения его сделались дергаными и поспешными.
— Проклятый Песочник, — пробормотал Король Кошмаров. А сам уже ощутимо вздрогнул, приник к шкафу, сливаясь с тенями, которые сплетались его камуфляжем. Пару секунд грудная клетка его часто вздымалась, как будто заставили пробежать кросс. Он боялся!
За тонкой гранью стекла пролетали едва уловимые сияющие золотые нити, точно сотни прозрачных проводков, которые тянулись в дома. Девушка заворожено поглядела на них, на каком-то инстинктивном уровне вспоминая: это добрые сны. Она видела этот золотой песок лет до четырех-пяти, а дальше… только дурные сны, когда начала вникать в то, как живут родители. Вернее, тогда-то все и началось. Тревога и неуверенность наяву, сумрачные лабиринты вместо волшебной страны. И не Бугимен их отравил. Не он создавал кошмары, а кошмары создавали его.
— А… Ты наивен, — покачала головой Валерия, удивляясь, как ее раньше пугал такой дешевый цирк со всеми трюками.
— Кем ты себя возомнила?! — прошипел Бугимен, вновь нависая над своей избранной жертвой.
— Никем. Я — никто, — отозвалась заученной фразой Валерия, часто повторяя ее себе, когда хотелось найти хоть какое-то решение. — Цинизм… Он в тебе, конечно, есть. Ну и пусть будет. Я разучилась оценивать, я разучилась переживать. Но ты наивен. Знаешь ли ты границы людского цинизма? Их жестокости, их извращенности? Пожалуй, я рада, что не знаешь.
Золотые нити куда-то схлынули, и Бугимен выглядел теперь более спокойным, но говорил злобно, обращаясь точно не к ней:
— Чтобы мне не знать за столько веков? Скольких я повидал! Да что ты за существо такое? Ты же говоришь с Королем Кошмаров!
— Ты приятный собеседник, между прочим, — дрогнули уголки губ Валерии. «Приятный» — это странное слово, не для ее лексикона. Скорее собеседник, который слушает и отвечает, не требуя соглашаться с ним. Конечно, ведь на сторону врагов не стоит вставать, если они не приглашают.
— Ну, спасибо! И что? — хрипло бросил Бугимен.
— Утро… Считай это тайной, — безмятежно зевнула Валерия. — Пока что. Я скажу завтра.
Она ощущала странное умиротворение, точно разгадала сложную загадку. Возможно, в этом помогли нежданно появившиеся нити счастливых снов. Ее уже даже не занимала ссора родителей, как и тот факт, что время разговоров с Королем Кошмаров текло как-то неправильно медленно. Может быть, она все же засыпала на какое-то время, проваливалась в забытье без сновидений. Но стоило вынырнуть на другой слой, как возвращалось это существо.
— Так ты хочешь, чтобы я пришел? — поразился Король Кошмаров, застыв на месте, заключая: — Это безумие!
— Тебе решать, приходить или нет. Ты же решил меня мучить, — отозвалась Валерия, странно полуулыбаясь. Игра, заключенное пари, казалось ей все более интересным. Оно отвлекало от созерцания бессмысленности собственной жизни. И того хватит, что хоть что-то уводило из этой пропасти, хоть кто-то. Этот ужас и страх.