3. Равновесие
По улице носились машины, медленно скапливаясь в немаленький затор между двух светофоров. Перекресток поймал район в тупик взаимного упрямства: никто не намеревался пропускать соседа по движению. Все копошились в дыму, переругивались в честь начала рабочего дня.
Валерия тихонько кляла последними словами каждого из водителей, пробираясь к метро, торопясь на работу. У отца тоже была машина, но дочь не желала зависеть от бензинового киселя медленно текущих автострад. Да и от отца… Последнее время она и вовсе подумывала о том, чтобы куда-то съехать, подсчитывала, сколько у нее выходит в месяц, хватит ли, чтобы снять квартиру или хотя бы комнату. Но мысли как-то вяло текли в этом направлении. Последнее время думать вообще удавалось с трудом.
От хронической усталости и недосыпа подташнивало, колотил лихорадочный озноб, а голова наливалась тяжестью, точно переспелый фрукт. Да, передержал себя на ветке, прикованный к ней цепями черенка, вот и устремлялся вниз, сгнивать среди травы и белесых червей, покрываться бурыми пятнами неизбежного исчезновения. И если упал, то либо сорван ветром, либо столь плох, что не нужен ни людям, ни птицам.
Лишь черви проделывают в нем ходы прозрачными призраками с черными бусинами глаз, прорывают туннели, как кроты в земле, выедают сладкую сердцевину. Казалось, она-то и истлела, ее-то и сожрали внутренние демоны, собственные страхи. Словно ее тоже преследовали черные лошади.
Валерия вновь вспомнила о Короле Кошмаров, о том, кто приходил с наступлением ночи. Чем она это заслужила? Но если бы он не приходил, то она бы по-прежнему мучилась от бессонницы в темноте смутных видений, бессильно думала снова и снова, что ей делать с этой жизнью, каковы ее предназначение и цель. Эти размышления прибывали долгими ночами, лишали сна, терзала конечность всего сущего и одновременно нежелание двигаться дальше. Раньше-то все просто казалось: учись, получай отметки. А ныне… каждый месяц приходили на карточку деньги, каждое утро она открывала глаза под вой будильника и плелась куда-то. Конца у этого уже не существовало, только повторение. Высшего смысла не находилось, не виделось во всем этом.
«Если у боли нет имени, то мы безымянные». — Мысли, случайные странники измученного сознания, путешествовали сквозь время в иные миры, пока тело занимало рабочее место. Школьный психолог — это не помощь людям, а скорее кипа документации и побочных обязанностей. Однако иногда приходили и те, кто наивно верил, будто их выслушают, найдут приют для одинокой души. И Валерия тогда принимала рассказы чужой скорби. Хранитель скорби, печали. А, как известно, к психологу от радости никто не пойдет, только когда уже больше совсем не к кому. Хоть работала в приличной школе, почти без неблагополучных семей среди учеников, а все же разное случалось. Знать бы им, что у самой нее вместо сердца разрастался куст дикой розы, почти без бутонов, зато с острыми шипами.
«Что же на этот раз? Дело о несчастной любви? Не ново… не ново. И так бессмысленно», — рассуждала сама с собой девушка, глядя на восьмиклассницу перед ней, это юное создание с круглыми широко открытыми глазами. Казалось бы, не так много лет их разделяло, но девочка еще верила в чудеса, еще считала сказки не до конца исчезнувшими.
Валерия же убедилась, что даже сказки жестоки, пусть все их персонажи обнаружились рядом с ней. Поверить в их существование оказалось завидно легко, но они не несли никакой радости или искупления. А уж рассказы о вечной любви и вовсе нагоняли скуку, хотелось вырвать их с корнем из метущейся юной души, да не позволяла этика.
Валерии чудилось, словно она паук, который наматывает нити историй, чужих эмоций, обманывает их сладкой ложью. Она, точно оракул, мысленно предсказывала, что ее собеседница не добьется взаимности, разочаруется, быть может, научится ненавидеть. Хотя… кто их разберет. Кто-то так и глядит на все широко отрытыми (закрытыми) глазами. Кто-то скитается во тьме, как она. Кому-то и вовсе неймется захватить мир.
«Ночью снова придет страх», — напомнил строгий ход часов, зацепившихся короткой стрелкой за цифру три. Еще оставалось время до наступления темноты, еще не сгустились тени, еще не показалось полное надменности узкое остроскулое лицо с горящими глазами и острыми клыками.
Валерия прикрыла глаза, задумчиво закусив изнутри губы. Она обещала ему свой секрет. Фактически сама приглашала, лишь бы снова не потянуло на подоконник, лишь бы кто-то остановил там, на краю бездны. Днем-то она себя контролировала, днем-то ее держали рамки приличия, а вот под покровом тьмы в ней пробуждалась иная душа, темная, ночная, открытая хаосу далеких еще не созданных миров.
— Ну, я пойду, — улыбнулась на прощание девочка.
— Конечно, приходи, если будет еще что-то тревожить. Все проблемы можно решить, — говорила ей «добрая психолог», тепло улыбаясь. Девочка приоткрыла дверь кабинета, обернувшись и поблагодарив коротким кивком.
«Да… Что же ты свои не решаешь, лицемерка? Все хранишь чужую боль. Теперь еще неосуществленные планы по захвату мира какого-то упыря», — подумала Валерия, вскоре стоя перед зеркалом в углу, лишь отстраненно замечая, как осунулось ее лицо, какие глубокие тени залегли под глазами. Кожа по оттенку уже мало чем отличалась от серого покрова Короля Кошмаров.
Валерия медленно расчесывала темные волосы в одиночестве возле зеркала, а за ней сгущались призраки. Они ползли из углов, точно ощупывали незнакомое помещение, формируя пучки дымных очертаний.
Девушка спиной ощутила холод, выпрямляясь, продолжая проводить гребнем по рассыпающимся волосам. Она уже догадывалась, кто придет; не оборачивалась, глядя на свое отражение. Но в зеркале уже показалось второе лицо, полупрозрачное.
По телу прошел электрически разряд первородного ужаса, но Валерия лишь решительнее сдавила край расчески. Восприятие днем и ночью странным образом отличалось, оставалось лишь не терять самообладания. После общения с людьми не хватало той отрешенности, что позволяла забывать, кто перед ней. Да еще этот растворяющийся портрет в зеркале, слишком ясный при закатных лучах короткого зимнего дня.
— Я думала, ты приходишь в этот мир только ночью, — прошептала девушка.
— Нет, — мотнул головой Бугимен с самодовольной ухмылкой. — Это мой мир. И я прихожу, когда пожелаю.
— С поправкой на Песочника, — не преминула напомнить Валерия, разворачиваясь, с удовольствием видя хмурую тень, которая пробежала по лицу Короля Кошмаров. — Решил стать моим личным полтергейстом?
— Слишком грубое слово для меня, — поморщился Бугимен, пока из воздуха формировались его призрачные лошади. — Но, может, вернемся к делу? Ты обещала рассказать какую-то тайну.
Валерия неподвижно стояла возле зеркала, заламывая тонкие короткие пальцы, лишь раздумывая, перенеслось ли ее помешательство из снов в реальность галлюцинациями или все происходило наяву. Пожалуй, отрицать последнее более не удавалось ни при каком раскладе.
— Тебе так нужна моя тайна?
— Разумеется, — заискивающе оскалился собеседник, уточняя: — Чтобы сломать тебя.
— Тогда дождись ночи. Днем у меня дела, — почти властно отозвалась Валерия. Но Король Кошмаров навис над ней, увеличился в размерах, приподнятый на облаке черного песка почти до потолка, голос его резонировал так, что стекла дрожали:
— Похоже, ты так и не поняла, что я устанавливаю время наших встреч! Ты в моей власти! Подчинена мне.
«Мне бы еще придумать, что он посчитает тайной, из того, что я не рассказала», — рассуждала Валерия, понимая, в какую опасную игру вовлечена. Сама призвала своим отчаянием, сама притянула магнитом, вероятно, позволила освободиться из плена темных казематов. Значит, ей и предстояло все это теперь расхлебывать.
Днем она слишком рационально осознавала, в какой опасности оказалась. Не то что тогда, на грани срыва, на грани самоубийства. К тому же сила незваного гостя определенно росла, он питался ее страхом. И чтобы не оказаться в его власти, оставался единственный выход: не бояться, преодолевать себя.