— Но ничего! Операция успешно прошла. Теперь бы Демку уговорить бросить это дело, в университете восстановится. Но он же упрямец тот еще..., — засмеялась женщина и впервые за все это время, смех был без тени горечи.
Как бы то ни было, она гордится им. Всегда гордилась.
— Дема, кстати, скоро придет, вот и увидитесь, наконец.
Меня тут же жаром окатило. Я думала, он уже отдельно живет, а выходит нет.
— Ой, простите теть Олесь, мне уже пора. Совсем забыла про встречу в универе по поводу работы, — посмотрела на часы для пущей убедительности.
А сама от стыда едва не горю. Боже, Лия, ты серьезно? Встреча насчет работы в универе? Ничего умней мой мозг в этот момент не смог выдать.
— Как уходишь? Ну даешь, только ведь пришла! – женщина выглядела расстроенной, и мне стало совестно. Тетя Олеся суетливо поднялась из-за стола. — Давай, детка, я тебе в дорогу хоть пирожков дам.
— Да что вы, не надо. Неудобно мне как... — замолчала под ее строгим взглядом.
— Я тебе дам, неудобно! Вчера напекла, Дему ждала! С капустой и грибами пирожочки. Ты ж всегда их любила, уплетала за обе щеки. Демка с Миркой с вареньем лопали, а ты с капустой, — смеется она, и, подойдя, целует меня в макушку.
А я обнимаю ее изо всех сил, и мне так горько становится! Горько от того, что все это в прошлом. И пирожки ее, и общие посиделки с чаем, и игры в карты перед сном. Ночевка у Демида на чердаке, и походы в лес за грибами. Смех его в прошлом и доброта в глазах. Нет ничего ведь, по какой-то причине он вдруг решил, что мы с Мирой ему больше никто. По какой-то причине, сегодняшней ночью Демид посчитал, что вправе унизить и сломать меня. Разбить мое сердце. И сейчас, обнимая тетю Олесю, я словно за остатки прошлого цеплялась. Когда все еще было хорошо.
— Ну чего ты, детка? — улыбнулась женщина, а я только сейчас поняла, что по щекам слезы текут. — В прошлом все. Обиды все, размолвки. Да и вы тут не при чем, вы детки... Мужские дела это, мы отношения не имеем.
Я думала о том, что не получится ничего вернуть. И даже прежнюю тетю Олесю. От нее теперь пахнет корвалолом и кучей других лекарств, а не жареными пышками и ее любимыми цветочными духами. Также и в глазах Огинского больше нет места для тепла. Замерзло оно, и мне не согреться.
— Погоди, я сейчас, — она уходит в кухню, а я, смахнув слезы, достаю из сумки деньги, которые Демид швырнул в меня.
Теперь-то я понимаю, как много они значили для него, теперь понимаю, что не просто злость им двигала. Обида...
Подойдя к трюмо, отодвигаю зеркало, и осторожно кладу их обратно. Я найду, как помочь Мирке. Но только не ценой здоровья и благополучия его мамы.
Вдруг слышу, как открывается входная дверь.
— Ма, че не закрываешься? — раздается Его голос.
Застываю в испуге. Кажется, даже сердце не бьется.
Делаю шаг, лихорадочно смотрю по сторонам, в поисках хоть какого-то укрытия, а он в проеме вырастает. Огромный и злой.
В его руках пакет с продуктами, и сейчас он летит на пол. Вздрагиваю от этого звука. А сама глаз с его омутов не свожу. Вижу, как они тьмой заполняются.
— А ты че здесь забыла?!
Он срывается в мою сторону, словно огромный обозленный зверь. Демид в ярости, он заставляет меня врезаться спиной в трюмо. Звон посуды за моей спиной кажется мне звуком трещащей по швам храбрости.
— Я... Прости, я просто хотела... — промычала еле ворочающимся языком.
Мой испуг приводит его в настоящую ярость.
— Что ты хотела?! Какого хрена ты вообще заявилась сюда?! — его кулак врезается поверх моей головы, прямо в шкаф. Я вздрагиваю, ноги наливаются свинцовой тяжестью. И мне остается просто стоять на месте и трястись от страха, пока рядом с моим лицом находится озверевший Огинский.
— Я просто ... — моя губа предательски дрожит, пока я стою и смотрю в его полные ненависти глаза.
— Что, просто?!
— Я просто хотела ее навестить! – срывается отчаянный крик.
Снова удар над головой. И его лицо в миллиметре от моего. Я раздавлена, напугана.
— Кто тебя просил?! Кто?!
— Дема! — раздается испуганный всхлип тети Олеси, а следом за ним оглушительный грохот.
Мы застываем. Демид все также смотрит мне в глаза. Эта пауза длится всего сотые доли секунды. Но я успеваю увидеть, как ярость в его карих омутах сменяется страхом.
— Мама! — душу вспарывает его крик, когда он срывается к лежащей на полу тете Олесе.
— Мам! Мам, ты чего? — Дема на полу, поднимает ее голову, обхватывает ее так нежно. Женщина открывает глаза, смотрит на сына, она невероятно бледна.
—Плохо... что-то... — шепчет еле слышно.
Он дрожит. Огромный, опасный зверь, который несколько минут назад едва не прибил меня, сейчас совсем не похож на самого себя. Маленький испуганный мальчишка, тот самый Демид, мой Демид...