— Адель наверняка расстроится, — вмешался Джамаль, шпион со стажем.
— Она должна приехать к нам позже в Нью-Йорк.
А я буду тусить в Девятом округе Парижа в компании Изидора. Мы будем гулять вдоль Сены, есть мороженое и тайком снимать туристов на телефон, вот и всё.
Семеро паучьих друзей показались в прихожей, растолкали нас, поблагодарили Джамаля за приём и, пошатываясь, спустились по лестнице.
— Ладно, мы тоже пойдём, уже правда позд но, — заявил Эрванн.
Элоиза последовала за ним, растворяясь в ком пании его дружков.
Я стояла между Джамалем и Виктором.
— Тебе помочь убраться? — пробормотала я.
— Нет, спасибо. Тётя Лейла вернется в понедельник, а Джесси, наша уборщица, которую я просто обожаю, заглянет завтра в десять. Мы вместе приведём квартиру в порядок.
— Уверен?
— Абсолютно. Ты её проводишь? — спросил он Виктора.
Я не знала, что Джамаль такой заботливый.
— Да за кого ты меня принимаешь? — рявкнул Виктор.
Мы рассмеялись и улизнули, тридцать раз поблагодарив Джамаля за всё.
Улицы похорошели.
Я попробовала провернуть цирковой номер и как эквилибрист пройти по невидимой линии, но попытка с треском провалилась. Виктор поймал меня за локоть и прижал к себе.
— Вдвоём у нас точно получится идти прямо!
Через пять минут мы окажемся у моего дома, и я с ним попрощаюсь.
— Полтора месяца в Штатах всё-таки неплохо, — прошептала я.
— Да, но не забывай про одно «но» — мою депрессивную маму, и картинка покажется тебе не такой радужной.
— А твой отец не поедет?
— У него много работы. Он не любит Штаты и уже не выносит мою маму.
— Добро пожаловать в клуб.
Мы прошли мимо закрытого кафе: внутри ни души, блестящая барная стойка и стулья, поставленные друг на друга.
— Ты была в Нью-Йорке?
— Нет, я никогда не была на Американском континенте. И в Лондоне тоже, кстати. Я ездила в Италию, Испанию, Германию и Бельгию. И в Швейцарию — проездом.
— Мои родители обожали путешествовать с нами, когда мы были маленькие. Я объездил много стран.
— Моя мама путешествовала одна.
Я рассказала о её весенних побегах.
— Всегда в одно и то же время?
— Да, полагаю, это был лучший момент.
— Возможно…
Мой дом показался в конце улицы. Я изо всех сил молилась своему личному Всевышнему, чтобы тот передвинул здание: оно вдруг с грохотом оторвалось бы от земли, раскрошив асфальт, вытащило бы из городских недр длинные худые затёкшие ноги и, покачиваясь, удалилось бы прочь.
Нам бы пришлось бежать за ним, не останавливаясь ни на секунду.
Вечно бродить с Виктором во мраке ночи — это я уж точно заслужила. Позвольте мне.
Но нет, вот мы стоим внизу у дома, этого лентяя, сросшегося с тротуаром.
— Добрались без проблем, спасибо, — сказала я Виктору.
Он наклонился ко мне и прикоснулся губами кмоим губам.
И это был не сон.
Впившись тёплыми губами, он обнял меня — голова закружилась, земля ушла из-под ног. Я целуюсь с Виктором, я и есть Виктор, я — это мы, мы — это я, мы — это просто два голодных рта, которые только и ждали встречи. Я вцепилась в него, он прижал меня крепче, я больше ни о чём не думала. Я была… была… была… океаном, волной, опрокидывающей корабли. Я была живой, огромной трещиной, расколовшей землю до самого центра, молотящей крепости, хрипящим извергающимся вулканом, громом и молнией. Я была бесконечностью. Я ликовала, вибрировала, целовала, сияла. Всё стало возможным — и я это поняла.
Вселенная обрела смысл.
Виктор оторвался от меня и отпрянул.
Бросил меня, отказался, прижавшись своим лбом к моему.
— С днём рождения…
И ушёл.
Я стояла и смотрела, как его силуэт растворяется во тьме, старалась сохранить, хотя бы ненадолго, его вкус, прикосновение пальцев к его коже, его спину — всё его существо, чтобы оно не растворилось, осталось ещё ненадолго в моих руках, я ловила его, но момент ускользнул сквозь пальцы, разорвался на части. Он ушёл. Он в прошлом.
Его силуэт ещё мелькал в свете фонарей и терялся снова, пока не завернул за угол.
Глава двадцать шестая
Дебора мечется, как пинбольный шарик
Я провела самую восхитительную ночь в своей жизни. И одновременно — самую ужасную.
В кровати было жарко, по всему телу бежали мурашки. Я восстанавливала каждую секунду чудесного происшествия, выдумывая с десяток возможных продолжений, три тысячи завтрашних дней. Я ворочалась, бегала в туалет, возвращалась с постель и снова погружалась изо всех сил в воспоминания, раздувая их, словно сморщившийся воздушный шарик, — пусть ещё поживёт, ещё чуть-чуть — и засыпала, задаваясь тысячей вопросов. Почему?