А как же Адель?
Может, Виктор — коварный соблазнитель?
А может, он… любит меня?
Ага, как же.
Я засыпала, а потом снова выплывала на поверхность.
Гладила Изидора, трепала его жирную тушку.
И снова засыпала.
В конце концов, приоткрыв один глаз, я увидела, как сквозь ставни пробивается тусклый дневной свет.
Я посмотрела время на телефоне.
Сообщение.
«Прости, не знаю, что на меня нашло. Точнее, слишком хорошо знаю — непреодолимое желание. Но у меня есть Адель, я не могу так поступать. Прости меня, Дебора, я конченый идиот. Прости».
Каждое прочитанное слово вонзалось кинжалом, опустошая моё тело до последней капли крови.
Воскресенье было отвратным. Во рту стоял вкус прокисшего молока, пол уходил из-под ног, как и мои мысли из головы. Выключив телефон, я лежала на кровати в темноте. Ноль мотивации.
Мамина голова показалась в дверях к двум часам дня.
— Всё хорошо?
— У меня похмелье.
— Вот как. А тарелка макарон тут не поможет?
— Кто знает.
Я потащилась на кухню. Пока мама молча изучала моё лицо, я вяло жевала. Она с пониманием отнеслась к моей кислой бледной роже.
Убрав со стола, мама отправилась на прогулку с Изидором, а я вернулась в свою комнату, где снова растянулась на кровати без движения.
Я дышала пустотой квартиры.
Попыталась почитать — никак.
Я походила на жирного, рыхлого слизняка, оставляющего блестящие в лунном свете следы.
Кто захочет встречаться со слизняком?
Уж точно не Виктор.
Он выбрал Адель.
Что логично. И очевидно.
Как я могла поверить в нас хотя бы на секунду?
— У тебя точно всё в порядке? — настаивала мама, вернувшись с прогулки.
— Завтра мне будет лучше, не беспокойся.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Если у тебя есть лекарство от безответной любви, то да. А если нет — вряд ли.
— Мне очень жаль, солнце моё.
От пота волосы липли ко лбу.
Около пяти часов вечера кто-то позвонил в дверь.
А потом забарабанил.
— Это Джамаль! — предупредила мама.
— Скажи, что я ужасно выгляжу…
— Слишком поздно.
Джамаль легонько оттолкнул маму и вошёл в комнату.
Приподняв бровь, мама пристально посмотрела на меня, но я махнула рукой, мол, всё в порядке. Тогда она похлопала Джамаля по плечу и закрыла за ним дверь.
— Вот это дичь.
— Ага. Знакомься с моей истинной сущностью.
Заскрипела крутящаяся ручка ставней.
Я прищурилась — слишком много дневного света.
Джамаль настежь распахнул окно и присел рядом. Тут я поняла, что на мне стрёмная ночнушка с кроликами, а причёска больше к лицу наркоману, проходящему курс лечения в клинике.
— Только вот про ночнушку не шути, пожалуйста.
— Я и не собирался.
Кое-что в его голосе удивило меня — наверное, лёгкая, словно весенний листок, и нежная интонация.
Он всё знал.
— Мне позвонил Виктор.
Я пялилась на свои ступни. Точнее, представляла их, так как они были под одеялом.
— Что за бардак у него в голове, — продолжил Джамаль. — Сложнее, чем с девчонкой.
Наконец я подняла на него влажные глаза.
— Что?
Джамаль неловко улыбнулся:
— Мне очень хочется тебе кое-что сказать, Дебо, но боюсь, ты не очухаешься. Будешь бить меня до одури щёткой для волос или начнёшь распевать «Мельницы моего сердца»…
— Такого не случится.
Джамаль наклонился ко мне и зашептал, будто выбалтывал постыдную тайну:
— Я думаю, что Виктор и вправду в тебя влюбился.
— Словно брошенный камень в гладь живого ручья-а-а-а-а, расползаясь кругами, растревожив себя-а-а-а!
— Сто-о-о-о-оп!
Джамаль рассмеялся. Мне было не до смеха.
— Я ценю твою заботу, но не надо жалости.
Он ответил серьёзным тоном:
— Я говорю правду. Похоже, только он один этого не понимает. Ну и ты ещё, конечно. Отличная из вас парочка.
— Перестань, пожалуйста, — сердито отрезала я, отсекая возражения.
— Но…
— Джамаль, перестань! Хочешь, покажу тебе его сообщение?
Резким движением руки я сунула телефон ему поднос.
— У него есть Адель, он так не может.
— Но хочет.
— Да в задницу его хотелку!
Наши лица оказались в двух сантиметрах друг от друга — мы походили на двух готовых вот-вот броситься в драку котов.
Джамаль отпрянул, уселся, держа спину ровно, и вздохнул:
— Он сказал мне, что сделал большую глупость, но никак не мог устоять.