Я согласилась, но вечер провалился. Без Виктора квартира Джамаля казалась слишком большой.
Так странно: очень чего-то хотеть, потом на мгновение получить, понять, что это лучше, чем в самых смелых мечтах, а потом — пум — лишиться этого в следующую секунду.
Дни волочились с какой-то проклятой медлительностью. Почему время всегда замедляется, когда не надо?
Я стала гулять с Изидором всё дальше и дальше. Мы часами бродим вместе: я, он и армия пакетиков, которая лежит отныне в каждом моём кармане. Я засыпаю лишь посреди ночи, когда сон наконец берёт верх.
Однажды ночью мама подняла невообразимый шум. Я только-только уснула… В три часа ночи. Несмотря на любопытство, я осталась в постели. Хотя так было невозможно догадаться, чем она там занимается. На следующий день я увидела маму на кухне: вид у неё был сосредоточенный, однако не имел ничего общего с тем, прошлым, тараканьим.
Но я всё равно внимательно изучала её лицо.
Надо признаться, что скрытности у меня как у гориллы на балу, потому что она вдруг воскликнула:
— Ну имею я право на бессонницу или нет?!
Одна неделя мучений закончилась.
Не успела я выдохнуть, как следующая уже протянула мне руки для крепких объятий. Потом ещё одна, бегущая навстречу концу уроков, года и бесповоротному расставанию, которого я так жду и боюсь.
Несколько раз я обедала с отцом, но не говорила о Викторе ни слова. С ним забор вокруг интимных подробностей никогда не рухнет. Да и понятия не имею, как ему об этом рассказывать, лениво размахивая вилкой: «Я пережила поцелуй века с парнем, в которого по уши втрескалась, но через девятнадцать секунд он вдруг передумал».
Предпочитаю сообщить отцу, что получила подтверждение своего блестящего будущего: меня зачислили в университет на будущий год. Кажется, ему полегчало — как мало нужно для счастья.
Во время нашего второго обеда (чечевичный суп, пирог с баклажанами и бразильским орехом, органический смузи из моркови, бананов и имбиря — я уже переживаю, что папа вдруг стал гурманом на диете) он затронул тему летних каникул.
— Я снял домик в Дордони на три недели. Элизабет там будет, но не всё время. Так ты сможешь выбрать момент, если вдруг захочешь приехать.
Я был бы очень-очень рад, но хочу, чтобы… всё прошло гладко. Чтобы ты сама захотела.
Его чуткость тронула меня, как и желание снова со мной общаться. Что же касается его рвения представить мне ту, которая заменила маму в его сердце, то… что ж, это нормально. Теперь мне надо свыкнуться с этой мыслью. Что непросто. Я боюсь возненавидеть её. К тому же что подумает мама? Что я ускользаю от неё? Что перешла на сторону отца? Что бросила её? Не могу об этом заговорить с папой. Просто сил нет.
Как же родители бесят иногда.
— Поверь, папа, мне не терпится уехать на каникулы, но для начала надо сдать экзамены. Пока что каникулы кажутся мне чем-то нереальным. Пока что они заперты в маленькой коробочке и выглядят очень размыто.
— Ты можешь передумать в любой момент.
Следующая трудовая неделя испарилась, оставив вместо себя выходные. Время растянулось. Я тонула в конспектах, а сны возвращали меня к Виктору и тому поцелую — жизнь раскололась надвое.
Когда-нибудь я об этом забуду.
Но ночью всё начинается заново.
Время от времени Джамаль заглядывает к нам. Мы задаём друг другу вопросы, обсуждаем темы по истории, говорим по-английски, поправляем друг друга и болтаем о Тео, развалившись на моём матрасе.
Джамаль быстро понял, что Виктор — запретная тема.
Что мне больше не хочется о нём говорить.
Одного его имени достаточно, чтобы он материализовался и напомнил, что жив и отверг меня.
Я предпочитаю его избегать и делать вид, что он принадлежит миру сновидений — тогда действительность не кажется настолько уродливой.
Наступило двадцать седьмое мая, последний день занятий.
Экзамены начнутся через две недели.
Не обращая внимания на голубое небо, палящее, как сгоревший метеорит, я укуталась в одеяло и залипла на сериал.
22:36.
В дверь моей комнаты постучали.
— Да?
Словно ниндзя, мама проскользнула внутрь — её передвижения, не тревожившие ни пылинки, меня пугали. Я тут же выпрямилась.
— Что случилось?!
— Ничего! Удивительно, что ты до сих пор так волнуешься!
Я не сводила с неё глаз.
— Забираю свои слова обратно, прости. Это не удивительно, а правильно, взвешенно и совершенно оправданно, — поправила она саму себя.
— Так-то лучше.
Она присела рядышком на край матраса. И тут произошло кое-что безумное: мама погладила меня по лбу.