Конечно, Джамаль этого не планировал, однако звонки с разницей во времени начали его угнетать, так что он отправился к Тео смотреть вместе квартиры в Нью-Йорке.
«А твои оценки?» — удивилась я.
«Рассчитываю, что мне о них расскажешь, дарликг».
Виктор же уехал в Лилль.
Нужно ли пояснять?
Он улетает в Штаты с мамой послезавтра. Получается, Джамаль будет в Нью-Йорке в то же время.
Я обозвала его снобом.
В день объявления результатов мы с Элоизой собрались у меня, решив узнать о вердикте одновременно. До компьютера я добиралась как по битому стеклу, по зыбучим пескам, по стволам мёртвых энтов — и по всем другим видам препятствий, от которых развивается скорость улитки.
Потные пальцы скользили по клавишам.
Я хорошистка.
И Элоиза тоже.
Джамаль — отличник. Впрочем, как и Виктор.
Элоиза обняла меня, и мы вдвоем запрыгали, словно лягушата.
Элоиза уезжает к бабушке.
Я читаю целыми днями, лёжа в кровати.
Нанизываю конфеты, как шашлык: зефир-клубника-мармелад-клубника-персик-зефир. А потом ем. Зефир-клубника-мармелад-клубника-персик-зефир. И ем.
— Ты какая-то грустная, солнце моё.
Я оторвалась от журнала.
То есть: я сидела в туалете. На унитазе. И мама только что открыла дверь.
— Мама…
Она взглядом настаивала на ответе.
— Да, мне очень грустно. Виктор уехал к другой, и мне плохо. Я уже представляла, как мы будем встречаться, мы были бы идеальной парой. Он веселит меня. А ещё он добрый и красивый — всё, о чём я только могла мечтать. Но эта коза Адель выиграла.
— Любовь — это не соревнование.
— Выйди отсюда.
Она закрыла дверь.
— Я нашла новые уроки йоги! — крикнула она.
— Лучше уж подтереться наждачкой!
За дверью послышалось мамино хихиканье.
Несколько дней спустя я гуляла с Изидором.
Возвращаясь домой, я столкнулась с почтальоном и услышала металлический скрип нашего почтового ящика.
Внутри лежали рекламные листовки, какой-то журнал и письмо, адресованное мне и отправленное из Парижа.
На всех парах я поднялась в квартиру, наполнила миски Изидора водой и кормом и бросилась в свою комнату.
Белый конверт. Красная марка.
Совершенно безобидное письмо, если не обращать внимания на нервный убористый почерк, который мне так хорошо знаком.
Почерк Виктора.
Я положила конверт на кровать, не осмеливаясь к нему прикоснуться и уж тем более — вскрыть. Пока что там, внутри, сосредоточена бесконечность: отказ, одиночество, тоска, грусть, насмешка, потоки слёз, надежда, будущее, раскаты звонкого смеха, поющие птицы, прекрасная жизнь.
Всё возможно, пока я делаю вид, что конверта тут нет.
Я встала, подняла с пола трусы и поставила телефон на зарядку, хотя батарея и так показывала девяносто восемь процентов. Взглянула на Изидора, изливающего слюни на паркет. Отодвинув на пару сантиметров лампу у кровати, бросила наугад трусы: Изидор приподнял одно ухо, когда они приземлились на пол.
Вдох.
Письмо в руках.
Я хочу знать.
Дебора!
Я вернулся из Лилля. После нескольких месяцев копания в собственных мыслях я в итоге расстался с Адель.
Знаешь, это непросто — причинить боль кому-то, кого любишь. Адель — классная девчонка.
Но я любил её в прошлом, а сейчас люблю другую.
Я влюбился в уморительную и чуткую девчонку, которая показала мне, как любить жизнь даже в самые сложные моменты. Эта девчонка сияет, как солнце, поёт в древние статуэтки вместо микрофона, как никто другой, умеет слушать. Ей всегда удаётся меня удивить, взволновать. Она перевернула мой мир с ног на голову, и я совершенно потерял рассудок.
И я буду идиотом, если упущу эту девчонку.
Через три часа у меня самолёт. Поздравляю с результатами экзаменов. Приезжай отпраздновать вместе со мной, пожалуйста.
Виктор
P. S. Если тебе вдруг захочется, я мог бы поехать в Лондон с тобой…
В конверте лежали билеты до Нью-Йорка и обратно с запиской — вылет через девять дней.
Я перечитала письмо, чтобы убедиться.
Сжала кулачки.
Закричала.
Поцеловала Изидора в вонючую морду.
Встала —…
…лунная походка.
Благодарности
История Деборы — это целое приключение.
Я начала работу над этим романом десять лет назад: бросала, снова бралась за него, меняла с ходом жизни и встреч.