— Дрянь! — проскрипел он, замахиваясь.
Торхан что-то пробормотал себе под нос и решительно встал между нами.
— Если вы хотите ударить девчонку, ваше право. Но Грэм желал видеть ее невредимой.
Багровый цвет лица старика сменился на серо-белый.
— Не смей указывать, что мне делать, — прошипел он и вышел прочь.
Торхан скрипнул зубами и многозначительно посмотрел на меня.
— Спасибо… — я благодарила его.
Благодарила человека, который обманом вторгся в доверие, похитил и доставил в это бесовское Белоземье. Да будь он трижды проклят!
Торхан долго вглядывался в мое лицо, словно искал в нем что-то личное, а потом резко повернулся и покинул комнату, напоследок скрипнув ключом снаружи.
Посадили под замок.
Бесцельно потолкав дубовую дверь, я огляделась.
И за что же такое счастье привалило? Увы, тайна самая банальная и самая загадочная, но безумно важная на данный момент. Хотя нет, есть еще одна тайна будоражащая мозг, и звучала она по-другому: где мой Хома?
— Хома… Хомочка… Пушистик!
В ответ тишина.
Случилось то, чего я, наверное, боялась всю жизнь. Верного Хомы не оказалось рядом.
Просто Тень… Маленькое существо, значащее в жизни так много.
— Хомка! — надеясь на чудо, я крикнула во все горло, но грызун так и не появился.
Оглядела комнату, которой суждено стать тюрьмой. Мрачная, вызывающая отвращение и страх.
За что я тут? Неужели все предостережения Хомки были неслучайны? Неужто за мной, и правда, охотились люди из Белоземья? Зачем? Только из-за того, что родители посмели полюбить друг друга?
Я присела на краешек кровати и обиженно засопела. Значит так, да? Ну, это вы зря. Еще никто не уходил безнаказанным от моей дикой и злопамятной фантазии.
Но сейчас главное выбраться отсюда. Покинуть башню, отыскать Хому и вернуться в Лаэрд. А потом… О, моя мстя будет беспощадной. Я так обхаркаю рожу старика за полученный недавно плевок, что он вовек не отмоется! И Торхан тоже получит свое. Гарантирую.
Если бы кто-то из них сейчас увидел бедную пленницу, наверняка сильно удивился, ибо вместо запуганной овечки пред ними предстала б истинная дочь Белоземья, повелительница Теней и отважная карательница мерзких душ.
Ну, по крайней мере, именно такой себя видела я: горящий взор устремлен в глубину комнаты. Глухие стоны порой вырываются вместе с дыханием из груди и согласно вторят шуму волн, что вздымаются, рокочут и с ревом, как вечное и бессильное отчаяние, разбиваются о скалы, на которых воздвигнут этот мрачный и горделивый замок.
Чтобы мстить, надо быть свободной, а чтоб стать свободной надо проломить стену, распилить решетки, разобрать пол. Хм, многовато… Тем более для этого нужно иметь время — месяцы, быть может, годы, а я не хочу столько тут просиживать.
Конечно, первые минуты заточения показались ужасными. Было очень обидно. Эти сволочи обвели меня вокруг пальца, как маленькую, неразумную девочку.
Но мало-помалу я все же смогла обуздать порывы безумного гнева. Нервная дрожь, сотрясавшая тело, прекратилась и настала минута глубочайшего мышления:
— Да какого беса, в конце концов? Неужели и впрямь позволю им обращаться со мной подобным образом? Хома всегда был уверен в «высоком предназначении». Он оберегал и любил невыносимую «человечку», — на этих словах я, конечно же, всхлипнула и, утерев нос кулачком воинственно продолжила. — Не могу подвести его веру в меня. Так что… Держитесь, недруги, выхожу на тропу войны! Звучит возвышенно, что, как нельзя лучше подходит к данному моменту, — резюмировала вся такая самоотверженная я.
— Ой-ли, ле-ли-лелюшки,
Полетели Тенюшки,
По морям да по степям…
Чтоб ты в муках сдох, Торхан!
Старательно выводила я каждый раз, когда слышала шаги за дверью. Кто это был, конечно, не знаю, но приятно думать, что именно Торхан приходил послушать исполняемые мной оды в его честь.
— Бродят тени за оградкой,
Спи, дедуля, сладко-сладко,
Обхаркаю, как смогу,
Всю могилку старику!
А это уже хвалебная песнь для лысого старого гада. Пусть тоже послушает.
Вот таким незамысловатым способом я старалась скрасить пребывание в келье. Похитители не беспокоили, что впрочем, странно, так как голосок у меня не тихий, горланила громко, вкладывая душу. А для большего эффекта вообще перешла на абсолютно нецензурные куплеты. Жаль, что реакции на эти «пожелания» не видела. Но надеюсь, все были рады и просто стеснялись поаплодировать в открытую.
Одной было скучно. Раньше Хома всегда составлял компанию. Ну, или кто-нибудь из других знакомых Теней. А тут…
— Ты Тала?
Ой… досиделась в одиночестве… уже голоса слышатся.
— Тебя зовут Тала?
Какие настойчивые голоса.
— Ты меня слышишь?
— Отстань ты от нее. Видишь же — молчит, глаза в потолок уперла — значит, не слышит. Это не она. Тала должна уметь слышать всех Теней.
— Но в замке нет других пленников, кроме этой двуногой.
— Давай еще раз проверим.
Голоса замолкли. Оба разом.
Наверняка я схожу с ума. Странно. Может, это колдовство какое? Кто знает, чего можно ожидать от моих тюремщиков.
— Эй! А ты точно не Тала? — вновь уточнил первый голос.
— Она же нас не слышит! — возмущенно напомнил ему второй.
Голоса раздавались прямо около ушей. Сразу с двух сторон.
Я рискнула все-таки повернуть голову и углядела на плече ма-а-асенького паучка. Черненького такого. С восемью ножками.
— В последний раз спрашиваю, — пробормотал он. — Ты точно не Тала?
— Пошли уже отсюда! — на другом плече сидел точно такой же паучишка и нетерпеливо перебирал лапками.
— А-а-а! Паук! Целых два! — завопила я, как и подобает любой нормальной девушке, чем ввергла в искренний и глубокий шок насекомых.
Затопала ногами, затрясла плечами, забралась на лавку, убедилась, что страшные членистоногие уже валяются на полу, а я для них недосягаема, и только тогда, успокоившись, изрекла:
— Тала — это я.
— Раньше не могла ответить? — зло произнес один из них, задирая темную головенку.
— Я думала вы ненастоящие, — призналась честно и даже слезла с лавки.
— А мы думали ты нормальная двуногая, — разочарованно протянул второй паучишка. — Хома сказал: «Тала хорошая человечка».
— Хома? Хома⁈ Мой Хома?
Я бухнулась на колени, дабы быть поближе к этим благородным представителям арахнидов и перестала дышать, опасаясь пропустить хоть слово о верном Хоме.
— Твоя тень сейчас в Лаэрде. Скоро прибудет на помощь.
Прямо-таки чувствую, как с каждым словом, во мне все больше и больше просыпается любовь к этим милым паучатам. О боги, неужели я и впрямь подумала «милым»?
— Хома велел наказать тебе сидеть тихо, мирно, не высовываться и не привлекать внимания. А еще он передал так, — членистоногая тень вздохнула поглубже, прокашлялась и неожиданно заорала во всю мощь своих паучьих легких. — «Глупая ты человечка! Я имею кое-шо сказать тебе при встрече! Ты думаешь, что умная, да? Да? Так скажу я вам, что нет!»
Ох, я даже глаза прикрыла от удовольствия, полное ощущение, что Хомочка рядом. Люблю его.
Паучата ушли так же незаметно, как и появились.
Миссию свою они выполнили безукоризненно: передали послание от потерянного Хомы, а также поведали о своей недавней находке: в углу комнаты, за старым обшарпанным комодом, обнаружилась маленькая деревянная дверь.
По уверениям восьминогих это обстоятельство должно быть неизвестно остальным обитателям замка, так как данным проходом пользовались в последний раз много веков назад.
Дверка идеально подходила по размеру какому-нибудь гному… ну или мне… ползком и на коленях, я могла протиснуться в таинственный проем.
— Двуногая, Хома ОЧЕНЬ просил тебя не предпринимать самостоятельно никаких действий и дождаться его прихода, — раз тридцать повторили перед уходом паучата.