Все хорошо. Эх, а хорошо ли?
— Не волнуйся. Вон уже несут новые приборы, — обнадеживающе шепнул Нил.
Но, к сожаленью, новая вилка ничем не отличалась от старой. Ни размерами, ни формой, ни прочностью материалов.
— Ужин не удался, — процедила сквозь зубы матушка, наблюдая, как уносят третью поломанную вилку. — Хорошую же ты выбрал себе королеву, сын.
— Ну, уж нет! Это слишком!
— Талочка, не надо. Успокойся.
— Знаешь, что она сказала Нилу? «Хорошую же ты выбрал себе королеву!» Ты представляешь, Хом? Эта кикимора выставила меня полной дурой! Уверена, она это специально.
— Да нет…
Пушистик жалостливо глядел на меня своими маленькими, словно бусинки, глазками и всячески старался утешить.
После семейного ужина я заперлась в своей комнате и наотрез отказывалась разговаривать с кем-либо. Только родной Хомочка имел право доступа к моим страданиям.
Ох, и кашу мы заварили со всей этой историей про женитьбу. А ведь во всем Нил виноват. Нечего врать было. Хотя… Ну ладно, так и быть, соглашусь, что он правильно поступил. Но мог же меня предупредить!
— Хомочка, я выглядела полной дурой. Такая неумеха.
— я тебе поражаюсь, человечка, ну что ты говоришь? Какая дура? Ты просто ввела моду на новое обращение с вилкой, — махнул лапками Тень.
— Ага, и сломала ее.
— Это да.
— Вот и я о том же.
Хомка почесал за ушком.
— Но я все равно не понимаю. Ты же не совсем глупая человечка. Видела, как надо хрумкать красиво.
— Да я знаешь, как растерялась⁈ И потом, видеть — это одно, а самой изображать королевское воспитание — совсем другое.
— да, — вновь согласился со мной Хомочка. — Но не реви. Не реви, я говорю! Да будет тебе известно, сопливое ты существо, что твой обожаемый муж уже минут пятнадцать стоит под дверью и внимательно слушает все твои жалобы. Значит, можешь сейчас пожаловаться на отсутствие личной чесательницы пузика для любимой Тени, вдруг прокатит? Нет? Ну и ладно… жадина.
Значит, Нил стоит под дверью? Хм… любопытно… Неужели лессиру не наплевать на бедную Талочку?
Я тихонько подошла к двери и резко распахнула створки. Как Хомка и говорил, на пороге одиноко стоял Нил.
— И давно ты тут?
— Нет, ну что ты, Тала. Только подошел.
Позади меня хихикнул Хомка:
— да, только подошел он. Полчаса, как «только».
Нил, конечно, не слышал этих разоблачающих слов, но все же немного смутился. Значит, есть еще совесть в человеке.
— Зачем пришел-то? — уперев руки в толстые бока, сурово вопросила я.
— Хотел узнать, как ты? Но вижу, жива и здорова.
— Узнал? Увидел? Вот и проваливай.
— Тала!
— Что?
Нил нахмурился.
— Извини меня.
Я вопросительно приподняла брови.
— Извини меня, — повторил он. — Я не подумал, что ужин может оказаться для тебя так сложен.
— Не подумал? А на что ты надеялся, Нил? Я ведь выросла на задворьях. Нянька растила из меня дворовую девку, этакую «принеси-подай», и никак не больше. Я и среди господ-то нечасто бывала. Они хотели видеть вокруг себя лишь смазливые мордашки, а меня вечно отправляли с глаз долой. Как, по-твоему, я должна уметь вести себя? Как высокородная принцесса?
Нил промолчал. Да, это была его ошибка. Думать надо было раньше. Назвал меня женой, так будь добр, не позорь.
Я вздохнула:
— Ты что-то еще хотел сказать? Или только извиниться?
— Я помогу тебе, — неожиданно выдал он.
— Чем? Укоротишь язык родной матушке?
— Тала, я и с матерью поговорю, и тебя всему научу, — Нил взял меня за руку. — Со временем ты станешь образцовой королевой.
— Ну-ну… посмотрим, — недоверчиво хмыкнула я, наслаждаясь теплотой его ладоней.
— Вот увидишь, — в мужских глазах заиграла ласковая улыбка. — Все получится.
Глава двадцать седьмая
После разговора с Нилом мои дела пошли на поправку. Правда, царственная матушка прекратила со мной всякое общение. Хотя, может, оно и к лучшему. Никто не трепет нервы, не язвит и не снижает самооценку так, что ее потом топором от половиц отдирать приходится.
Я прогуливалась с Хомой по ветвистым коридорам Лаэрдского замка. Пора было осматривать свои владения и вступать в роль хозяйки.
— А вот тут у них висят портреты всего королевского семейства, — разглагольствовал Тень. — Смотри-ка, а вон и Нил. Висит себе весь такой и не падает.
Картина с изображением царствующего монарха занимала почетное центральное место в окружении почивших предков.
Вот первый властитель Лаэрда. Пра-пра-пра…дедушка Нила. С высоким благородным лбом и глубоким шрамом пересекающим переносицу. С резкими чертами лица, на котором ярко-зеленые глаза кажутся изумрудами, прячущимися среди густых бровей и ресниц. Бледно-серая кожа нелепо сочетается с рыже-красной бородой.
Рядом портрет его жены. В женском лице первобытное варварство — высокий звериный лоб, неправильный прикус зубов, придающий улыбке оттенок яростного оскала. И почти желтые, как у дикого зверя, глаза.
— Нда… Милейшее создание, ничего не скажешь… — задумчиво прошептала я.
Следующий портрет вновь мужской. И тут присутствовало, то же дикарство, что и ранее, подернутое блеском безумия. Глаза мужчины, точно обведенные углем, неестественно и сумасбродно сдвинулись к переносице. На голове дыбилось три жидких клочка волос.
— Кто это? — недоуменно обратилась я к Хомке.
— Это какой-то далекий дядя Нила, насколько помню, — пушистик задумчиво махнул хвостиком. — Не совсем уверен, но сдается мне, это тот самый дядя, что женился на служанке, а потом сошел с ума из-за ее маниакальной любви к чистоте.
— Интересно, у королевы именно после этой истории, больной вопрос насчет подходящей супруги любимому сыночку? — усмехнулась я. — Так, а это кто?
— Шо, эта красотка? Та самая служанка.
Интересно, как этой девушке удалось выскочить замуж за особу королевской крови. Чем же она взяла родственников избранника?
Может быть, огромными черными миндалевидными глазами? Или бледным, словно восковым, лицом? Боги, она смотрится такой худой и костлявой в одежде с высоким воротником. Да и черты лица вовсе не изящны, наоборот, бесформенно мягкий нос, толстоватые губы и немного косящий взгляд. Но все-таки сумела женить на себе потомка благородного рода. Видимо, настоящая любовь.
Я даже вздохнула от зависти. Ее обожали такую, какая есть, а Нил не сможет полюбить толстушку Талу, ему по душе только хорошенькая Селена.
Следующий портрет. Вновь неизвестная дама. Эдакая тоненькая, изысканная, с гордой головой на лебяжьей шее, с волосами легкими, как пух, с острым носиком и сияющими глазами.
— Бабушка Нила, — пояснил Хомка. — Вон смотри на соседнем портрете он вместе с ней.
И правда. Стройная леди держала на руках темноволосого улыбчивого мальчишку.
Еще одна картина изображала сразу двух женщин. Первая — худая, бледная, выделявшаяся особой, слегка мистической, внешностью. Длинное лицо, тонкие и немного провалившиеся губы, сильно развитые скулы и нос с горбинкой. В строгом взгляде серых глаз явственно читается целый ворох сомнений.
Вторая женщина — статная, широкоплечая, с широко расставленными зелеными глазами. Одета кокетливо, но неряшливо. На всех пальцах перстни с цветными камнями, но руки ужасно запущены.
Я внимательно всматривалась в каждую черточку лиц благородных особ. И не понимала, почему мать Нила привязалась именно ко мне? Чем я ей не угодила? Безродностью? Страхолюдством?
Будем честны, ни одна из тех женщин, что запечатлены на королевских портретах не отличалась стандартной красотой. Ни одна не являлась идеальной.
— Смотри Талочка, а вот это отец Нила, — воскликнул Хомка, когда мы передвинулись к очередному изображению. — Он герой! Помог твоим родителям. Предоставил им защиту. И в ту ужасную ночь отдал жизнь за них.
Мужчина на портрете оказался очень похож на своего сына. Его внешность дышала ясным и холодным спокойствием, будто мраморная маска. Безукоризненное в пропорциях лицо, классические дуги бровей, короткие вьющиеся волосы, влажный изгиб губ. Все напоминало совершенную скульптуру, в которую умело вправлены мудрые темные глаза.