– Уильям, ты все собрал?
– Ага. Собрался и готов двигаться в путь, дедушка.
Папа взлохматил его густые кудрявые волосы и сделал шаг назад, чтобы рассмотреть его.
– Я бы отвел тебя в парикмахерскую перед поездкой.
– Но мне нравится, когда они длинные.
– Ты выглядишь как разорванная подушка. – Уильям хихикнул, даже несмотря на то, что слышал эту шутку столько раз, что уже сбился со счету.
– Сколько минут в четырех с половиной часах? – проверял его папа.
– Хм… Двести… семьдесят.
– Молодчага, – он резко притянул его к себе и обнял.
То, что мой сын занесен в список Одаренных и Талантливых по математике, не было моей заслугой. Арифметика определенно не самая сильная моя сторона, а единственные фигуры, по которым Адам был специалистом, разве что песочные часы.
Впрочем, отцом для Уильяма всегда был больше мой папа, бухгалтер, чем Адам. Домик моих родителей находился в десяти минутах от нашего, и для Уильяма, до того как он пошел в школу, он был вторым домом, местом, где мой сын ломал голову над пазлами с моим папой и пек волшебные пироги с мамой.
Моя мама уже не была той бабушкой, что раньше, семь или восемь лет назад она была бы первой в очереди на спуск с огромной извилистой горки в местном мягком игровом комплексе с Уильямом на коленях. Она никогда не переживала о том, что выглядела как взрослый ребенок; мама просто скидывала свои ботинки и прыгала, а Уильям взвизгивал от удовольствия, пока другие женщины ее возраста, у которых не было диагноза, который к тому времени уже был ей озвучен, оставались снаружи и пили свое латте.
– Давай-ка я дам тебе что-то на мелкие расходы, – произнес папа, роясь в карманах брюк.
– Не нужно, – неубедительно пробормотал Уильям, когда папа вкладывал двадцатифунтовую купюру ему в руку.
– Купи себе комикс о паровозике.
– Можно мне колу?
– Конечно, – ответил папа прежде, чем я успела категорически возразить.
– Спасибо, дедушка. Я очень ценю это. – Уильям прошмыгнул в гостиную, чтобы найти бабушку, в то время как я не решалась заговорить с отцом.
– Дорогая, вам нужно было сразу же ехать к парому, – сказал он мне. – Не нужно было останавливаться здесь.
– Конечно, нужно. Хотела приготовить маме ланч перед отъездом.
– Я приготовлю. Я только выскочил, чтобы купить бумаги.
– Нет, я бы хотела сделать это, если ты не против. – Он кивнул, медленно вздыхая. – Послушай, попробуй расслабиться во Франции. Тебе нужен отдых.
Я натянуто улыбнулась:
– Ты думаешь, это будет отдых?
– Тебе понравится, если ты позволишь себе. А ты должна позволить. Хотя бы ради мамы, если так тебе будет легче. Она и правда этого хочет, ты же знаешь.
– Мне все еще кажется, что мы слишком долго будем находиться так далеко от вас.
– Мы прожили с этим десять лет, Джесс. Ничего не случится за пять недель.
Мама сидела в дальнем углу гостиной, возле открытого окна террасы, а Уильям сидел возле нее и болтал. Это было лучшее место в это время дня: солнце было высоко, и она чувствовала легкий летний бриз на своей коже. Она была в кресле-каталке в бирюзовом платье, которое я купила ей в Бодене несколько месяцев назад, и можно сказать, что она сидела, хотя это предполагает практически неподвижность.
На самом деле в последние дни мама редко была неподвижной, но благодаря своим сильным таблеткам она дергалась не так активно, как до этого.
Тем не менее мне до боли известно, что медикаменты не творят чудеса.
Она вертелась и крутилась, черты ее лица и костлявые конечности искривлялись и приобретали неправильные формы. Теперь она была очень худой, суставы торчали из локтей и колен, скулы так выпирали, что иногда мне казалось, что ее глаза были слишком велики для лица. Ее руки тоже стали крючковатыми, скрученными не по годам. Когда-то она выглядела молодо для своих лет. А сейчас никто бы не сказал, что ей только пятьдесят три.
– Привет, мам, – я наклонилась, чтобы обнять ее, и не выпускала из объятий немного дольше обычного.
Отстранившись, я посмотрела на ее обвисший рот, чтобы увидеть, может ли она вернуть улыбку. Ей потребовалось много времени, чтобы ответить мне, но в конце концов она смогла произнести несвязное:
– Эх… милая.
Я до сих пор могу понимать большую часть из того, что говорит мама, но я одна из немногих, кто это может. Она говорит невнятно, предложениями из трех-четырех слов, ее голос звучит сипло и тихо.
– Я смотрю, ты нашла лучшее место. Все будут завидовать.