Интересно, как Бэтмен разбирается с нассавшей ему в тапки Женщиной-Кошкой?
Через пару секунд раздумий, на протяжении которых котик с недовольной ряшкой пойманного фашистами партизана висел на вытянутой руке, я решил поступить с этим условно разумным, как с человеком.
Посадить в тюрьму.
Я взял с полки пустую картонную коробку и затолкал упирающегося всеми лапами кота внутрь. Кот, поначалу хорохорился, выкрикивая:
– Напугал картонной коробкой, да? Я родился, вырос, живу и умру в коробке. Картонная коробка – мой дом родной, – и только предательская дрожь в голоске, выдавала истинные чувства кота.
Когда я подпёр картонную тюрьму книгами, создав непреодолимую для кота преграду, кот несколько секунд шебуршал, пытаясь выбраться, после чего начал ныть заметно более испуганным голосом:
– Мамочка, ты что такое творишь, Мамочка. Не по-людски это. Выпусти меня, Мамочка.
– Экспериментально проверяю теорию Шредингера, Беляшик. Ты зачем мне в тапок нассал?
Беляш на несколько секунд замолчал, а потом неожиданно разумно ответил:
– Мамочка, ты знаешь – копенгагенская интерпретация – далеко не единственная.
– И что?
– Этот эксперимент ничего не докажет, Мамочка. Вспомни про концепцию друга Вигнера.
Я тихо, благостно одурел. Концепцию друга придумал американский физик Юджин Вигнер и она заключалась в том, что если по завершению классического опыта Шредингера, экспериментатор открывает коробку и видит, к примеру живого кота, то вектор состояния кота в момент открытия коробки переходит в состояние «ампула не разбилась, кот жив».
Таким образом, в лаборатории кот признан живым. Но это в лаборатории. А за её пределами находится пресловутый друг Вигнера. И друг еще не знает, кот (^◕ᴥ◕^) или кот (^хᴥх^). Он признает кота живым только тогда, когда экспериментатор сообщит ему исход эксперимента. Но все остальные друзья Вигнера еще не слышали новости о том что котик жив, и признают кота живым только тогда, когда им сообщат результат эксперимента. Таким образом, кота можно признать полностью живым (или полностью мертвым) только тогда, когда все люди во вселенной узнают результат эксперимента. До этого момента в масштабе мироздания кот остаётся живым и мёртвым одновременно.
Но откуда об этом мог знать сидящий в коробке Беляш? Видимо, так программа, озвучивающая мысли кота, отреагировала на его растущий интеллект. Всё как у людей, однако – кот просидел в тюрьме всего ничего, а как поумнел, как поумнел-то…
Кстати, как бы там наш умник не задохнулся. Я пощелкал пальцем по коробке, привлекая внимание кота.
– О-у-у, – со страданием в голосе отозвался кот, – помру я тут, Мамочка. У меня уже темнеет в глазках.
– Конечно темнеет, Беляш. В коробке темно. И ты не боись, если помрешь, я тебя оживлю при помощи слабого квантового измерения, – сказал я, намекая на теорию Александра Короткова и Эндрю Джордана.
Смысл её заключается в следующем: если в эксперименте Шредингера мы заглянем в коробку, и убедимся что кот жив, то есть проведем прямое измерение состояния системы, то мы осуществим схлопывание волновой функции, которое приведет к выбору одного из состояний. То есть признанию кота либо живым, либо мертвым.
Пока понятно? Давайте дальше – предположим, что мы можем узнать состояние системы, каким-то прибором, который настолько слабо взаимодействует с сидящим в ящике котом, что коллапса волновой функции не происходит. Таким образом, по мысли Короткова и Джордана, мы можем не просто узнать жив кот или нет, но и сделать это несколько раз. При этом, если в результате слабого измерения мы замечаем что кот таки помер, мы можем вернуть систему обратно и попробовать ещё раз. Рано или поздно выпадет состояние, в котором кот жив.
– Ээээ…ээээ…эээ…то только неподтвержденная теория, – прохрипел из коробки Беляш.
Волнуясь за здоровье кота, я взял канцелярский нож и прорезал в коробке небольшое окошко. В которое тут же высунулась голова кота. Люто, бешено вращая глазами, Беляш уперся задними ногами в стенки коробки и вырвался на свободу, разрывая темницу, прямо как чужой из астронавта Кейна.
– Ты что творишь, Беляшик, – спросил я, возмущенный побегом кота.
– Коллапс волновой функции, – ехидно ответил котик из шифоньерной Англии.
Утро встретило меня вонью вареных морепродуктов. Воняло из общего с соседом коридора. Ага, сказал я, вот и завершение истории с раком. Впрочем, я бы мог и раньше догадаться – мой сосед был из породы людей, что больше всего напоминают прямоходящих хомяков – и считают, что все, что они видят, можно либо стащить, либо съесть, либо трахнуть. Интерес вызывал только вопрос – трахнул ли сосед рака, после того как стащил, но до того, как съел?