Потом было какое-то безобразие, кажется, они пытались водить трамваи, наверное, хотели устроить трамвайные гонки, но, к счастью, у них ничего не вышло. Кажется. Или вышло?
Нет, наверное, все-таки никаких гонок не случилось, а то Гордеев проснулся бы в отделении милиции в лучшем случае, а в худшем – в реанимации. А так он лежит под трамваем в луже солидола и пытается вспомнить вчерашний вечер.
– Стыдно, – сказал Гордеев сам себе и не узнал собственного голоса. Это был какой-то протухший, сиплый, мерзкий голос бомжа с Казанского вокзала. – Противно, – заключил Юрий и стал выползать из-под железных колес. Сейчас ему только не хватало попасть в руки трамвайщиков и объяснять им, как он здесь очутился, показывать документы и вообще выдавать себя за честного человека.
В самом деле Гордеев был честным. Именно из-за его честности вчера и состоялась грандиозная пьянка. Накануне он выиграл в суде дело, в котором была масса подводных течений, рифов и прочих мин. На каком-то этапе некие доброжелатели посоветовали ему просто дать следователю на лапу. Но Гордеев в силу своей исключительной честности и не менее исключительной для людей его профессии брезгливости никаких взяток давать не стал. Он сам довел дело до конца, его подзащитному удалось отделаться всего годом условно, за что этот подзащитный и заплатил Гордееву аж тысячу долларов США. А как раз накануне суда Гордеев узнал, что за следователем, который вел дело, была установлена негласная слежка в рамках операции «Чистые руки». Поэтому, заплати Гордеев следователю взятку, сидели бы они оба рядом с подзащитным в уютной камере Матросской Тишины или Лефортово.
Следователь этот тоже отблагодарил Гордеева, принес две бутылки коньяка и чуть не руки целовал. Его даже не волновало, что Гордеев в суде, по сути говоря, выиграл, то есть вставил этому следователю перо в задницу.
Правда, как теперь с трудом соображал Юрий, коньяк тот был какой-то левый. Не так уж они много вчера выпили. Всего три бутылки на пятерых крепких мужиков. Но развезло всех безобразно.
Гордеев знал, что сотрудники наших правоохранительных органов кое-где порой изъятую паленую водку или коньяк вовсе не разбивают картинно перед телекамерами, а пускают в оборот, но уж если не сами на этом греют руки, то ящик-другой прихватить для личных нужд не считают зазорным. Видать, коньяк был как раз из такого ящика.
Все это Юрий вспомнил, ползя по-пластунски к забору трамвайного депо. Забор этот теперь казался Юрию непреодолимым. Тем более что где-то совсем рядом раздавались голоса.
И все же Юрий дополз до забора и даже попытался на него влезть. Увы. Ни руки, ни ноги Гордеева не слушались. Они жили сами по себе, а Юрий где-то в другом измерении.
Юрий присел у забора и глубоко задумался. Собственно, особых проблем не было: в кармане лежало как минимум девятьсот долларов США, оставшихся после вчерашнего гонорара. За такие деньги его довезут до самого дома и даже на руках внесут в квартиру.
Юрий уже собирался позвать кого-нибудь, чтобы воплотить этот шикарный план, как обнаружил, что никаких денег в кармане нет. Ни долларов США, ни рублей РФ, ни копейки. Это было уже совсем грустно. Куда пропали деньги, Юрий так и не вспомнил. Он сидел и тосковал. Вчерашняя эйфория сменилась сегодняшней трагедией. Дело в том, что денег не было не только в карманах Юрия. Их не было дома, не было на книжке, да и самой книжки не было, как не было кредитной карточки и счета в Швейцарском банке. Зато было много долгов, которые Юрий как раз и намеревался вернуть сегодня. Впрочем, сидеть и тосковать было бессмысленно. Гордеев уже разрабатывал план медленного, но верного отползания до центральных ворот, а там по улице до своего дома, как увидел, что к ближайшему от него трамваю подбежала девушка в синенькой косынке и ловко вспрыгнула в кабину. Руки и ноги Гордеева не слушались, но ум-то ему никогда не отказывал.
Последними усилиями воли он поднялся на ноги, доковылял до открытых дверей трамвая с девушкой и упал на сиденье.
Ему повезло, трамвай выехал из депо и пошел по маршруту как раз мимо дома Юрия.
Через полчаса он уже отмокал в ванной, пытаясь одновременно набрать номер телефона хотя бы одного из вчерашних своих гостей. Но никто из них трубку не поднимал. Может быть, все они еще почивали под трамваями, как давеча сам Гордеев. Отчаявшись дозвониться, Юрий бросил телефон и взялся за губку, когда аппарат зазвонил сам.
– Да, – прохрипел Гордеев и снова подумал, что с таким голосом ему месяц надо сидеть дома и на людях не показываться.
– Простите, это Гордеев?
– Он.
– Меня зовут Вадим Викторович. Фамилия Локтев. Мне вас порекомендовал Антоненко. Помните такого?
В этот момент Гордеев вообще мало что помнил, но Антоненко он не забывал никогда.
– Бориса?
– Бориса.
– Помню.
– Так вот, господин адвокат, у меня проблема. Не могли бы мы встретиться?
Гордеев тяжко, но беззвучно вздохнул. Сейчас бы он с удовольствием послал куда подальше и Антоненко, и его протеже, но вспомнил, что в кармане пусто, а жить на что-то надо и надо, в конце концов, отдавать долги.
– А что за проблемы? – выговорил Юрий.
– Имущественный спор, – деловито ответил собеседник.
– О чем речь?
– О кино.
– То есть?
– О кино. Приезжайте, поговорим. Но лучше бы сегодня. Или мне приехать к вам?
– Да, знаете ли, лучше вы ко мне, – обрадовался Юрий.
– Хорошо. Когда?
– К двенадцати вас устроит?
– Вполне.
И трубку положили, не спросив даже адреса.
А, ну да, Антоненко...
С Антоненко у Юрия была большая и сильная история.
Впрочем, сейчас Юрий о ней вспоминать не хотел. Ему бы сейчас собраться с самыми первостепенными мыслями, чтобы встретить клиента во всеоружии.
Имущественный спор – это всегда, в общем, неплохие деньги. Из-за мелочей люди судиться не станут. Но и возни будет много: обе стороны нанимают лучших адвокатов, борьба идет не на жизнь, а на смерть. Во всяком случае, у Юрия уже так было один раз – истец не выдержал напряжения и помер перед самым оглашением решения суда. Выигрышным, между прочим, решением. Вот тогда Юрий уже в который раз убедился – все суета, все тщета.
К двенадцати часам Гордеев был побрит, благоухал одеколоном «Эгоист» и даже мог собирать лоб в морщины, симулируя задумчивость. Все-таки коньяк был какой-то диверсионный. Никак не отпускал, сволочь.
Но Юрий придумал, как выйти из положения. Он приготовил магнитофон, решив, что запишет весь разговор с клиентом на пленку, а потом, когда мысли перестанут беспробудно спать, прослушает все и все поймет.
Ровно в двенадцать в дверь позвонили.
Юрий открыл и замер. Поначалу ему показалось, что, вместо того чтобы распахнуть дверь, он включил телевизор. Лицо человека, который стоял на лестничной площадке, было до неприличия знакомо, знаменито, известно. Это был кинорежиссер, мелькавший по всем каналам в разнообразных программах о кино. Его наверняка можно было бы назвать классиком кино, если бы Юрий видел хотя бы один фильм Локтева. А так, скорее, это был классик разговоров о кино. Что в нашей стране, очевидно, уже одно и то же.
– Господин Гордеев? – осведомился классик.
– Да. А вы Вадим Викторович? – сделал вид Юрий, что гостя не узнал, что вообще телевизор не смотрит.
– Можно просто Вадим.
– Можно просто Юрий, – ответил любезностью на любезность Гордеев. – Проходите.
Локтев выдвинул вперед свой атташе-кейс и вошел в квартиру, словно ледоход.
Они устроились в гостиной, которая была по совместительству спальней и кабинетом. У Гордеева, собственно, была однокомнатная квартира. Да, это не очень похоже на быт адвокатов, но Гордеев и не был похож на людей этой уважаемой и очень прибыльной профессии.