Выбрать главу

Захрустела галька. В просветах мандариновых ветвей замелькало что-то черно-желтое. Из-за поворота появились двое. Он и она. Она, шустрая, как ящерка, легко поднималась впереди, размахивая полотенцем. Он-плотный, с чуть обнаруживающимся брюшком, орлиным взглядом и добродетельно-округлым подбородком. Он нес полосатую пляжную сумку, из которой торчали отжатые купальники и виноград. Ему трудно было поспешать за своей резвой спутницей, но он очень старался.

Она повернулась на одной ножке, увидала меня и неожиданно покраснела.

А ее провожатый сказал:

- Лика Александровна, мне сегодня обещали в верхнем зале... пока не прибыли иностранные туристы.

- Да, да,- сказала она с легким раздражением и вскарабкалась на уступ, с усмешечкой глядя, как он последует за ней. Он взобрался подчеркнуто ловко.

Меня она чем-то удивила. И я подумал - чем? Чистый, без единой морщинки лоб, чуть выпуклый, сужающееся книзу лицо, длинный подбородок, огромные с оттянутыми уголками век (такие только на иконах) глаза. На ней золотистая блузка с длинным разрезом на спине, вельветовые расклешекяые брюки схвачены широким замшевым поясом.

Я смотрел вслед. Мужчина закинул сумку на плечо, взял Лику за руку, а она болтала с ним, все оглядывалась и незаметно скользила взглядом по мне. Я вспомнил, что он назвал ее Ликой Александровной. Это было смешно.

Она казалась совсем девчонкой.

Несколько дней она не появлялась, а я уже привык ждать ее. Как-то, спускаясь к морю, я увидел ее. Она кружила впереди по серпантину дорожки. Она бежала, подпрыгивая и хватаясь за ветки. Заметив меня, приостановилась, поскакала на одной ноге, пошла медленнее. Она была одна, и во мне шевельнулось озорное. Что-то должно было произойти. Я загадал. Вдруг, смотрю, она сидит на тропинке. В одной руке туфля, в другой - каблук. На лице комическая гримаска.

-Катастрофа?-спросил я радостно и помог ей подняться.

- Да... вот,-сказала она, хитро глядя на меня и прыгая на одних пальцах. Она протянула мне туфлю и очень длинный каблук.

Я огляделся, ища камень.

- Бесполезно,- сказала Лика, поймав мой взгляд. Подпрыгивая, она сорвала с ноги вторую туфлю, сразу став намного ниже. Засунула туфли в сумку, поскакала босиком дальше. Очевидно, я для нее был всего лишь дорожный эпизод: она скользила вниз, уже выкинув меня из головы. И только я подумал об этом,- она остановилась на повороте дорожки, оглянулась удивленно и немножко обиженно:

- Вы всегда так медленно ходите?

Я даже растерялся. Она, кажется, тоже смутилась, смерила меня энергичным взглядом, потом резко протянула мне руку:

- Лика Александровна.

Я не мог сдержать улыбки. "Лика Александровна" - это тоже были своеобразные каблуки.

- И не смейте смеяться,- вспыхнула она.

Мы пошли рядом. Она пыталась подладиться под мой шаг.

- Позвольте, Лика,- попросил я у нее сумку.

Слегка наклонив голову, она покосилась на меня, ее взгляд скользнул по моим седеющим вискам (хотя мне еще не перешло на четвертый десяток), и "Лика" была мне прощена. Но сумку мне она все же не дала. Впрочем, вcкоре, как-то само собой, у меня в руке оказалась одна из ручек. И мы уже бежали вниз, размахивая сумкой, как школьники.

Вышли на набережную, к молу.

Вдруг Лика остановилась, словно что-то вспоминая. Поежилась от какого-то внутреннего неудобства:

- Простите... я вспомнила... Я должна зайти тут в один дом... занести шоколадку.

- Пожалуйста. Я обожду.

Через несколько шагов Лика остолбенело остановилась. Помялась, попятилась, вздохнула.

- Вот видите, дождь,- сказала она обрадованно, но и так, будто я был виноват в этом. На нас наседала клубящаяся туча. Туча швырнула косые, заблестевшие на солнце нити.

- Спрячемся,- предложил я.

Лика посмотрела на меня панически.

- Нет, нет. Я должна...- Она сразу забыла, что она "должна", потом вдруг сказала:-Я лучше сяду в автобус.

Но подошедший автобус был переполнен, и дверь не открыли. А когда он отчалил, пахнув газком, я увидел того товарища - с орлиным взглядом и добродетельным подбородком.

- Вот,- сказала Лика с прокурорским ударением, очевидно поняв, что я его заметил.

- Мне тут тоже надо кое-куда,- промямлил я.

Чувство юмора оставило меня.

- До завтра,-сказала она,-если, конечно...-Она заискивающе улыбнулась.

Вместо того чтобы рассердиться, я тоже по-идиотски улыбнулся ей.

Дождя уже как и не бывало.

И опять я сидел на бамбуковой скамейке.

Пальма дрожала.

И опять ко мне подступила мысль, что я уже видел все это - и пальму и море - очень давно, много тысяч лет назад, когда еще жили крылатые динозавры. Но теперь эта мысль неожиданно повернулась по-иному обдавала солнечным теплом, звоном цикад и победным рокотом вечно живого моря.

Она пришла на следующий день. Прошла мимо, едва уловимым движением позвала за собой.

- Развязалась! Все! Слава богу.

Я сразу понял, о ком идет речь.

-Представьте, увидел, что я с вами, и говорит: "Я ничего не имею против, чтобы этот молодой человек... Ваше право решать, но не будем играть в третьего лишнего..." Я говорю: "Не будем", повернулась и ушла.

- Так просто?

- Поклонник моего таланта. Я ведь актриса.

В этот вечер мы вместе сидели на бамбуковой скамейке.

Море, казалось, стреляло из пушек. И солоноватая водяная пыль оседала нам на лицо.

Она молчала, глядя на море. Луна уже постелила свою эфемерную дорожку. Черные волны флуоресцировали.

Я тоже не знал о чем говорить. Как назло, в этот самый неподходящий момент я опять начал думать о своих амебах. У меня была задача-заставить их не делиться. Для меня чрезвычайно важно было заставить их не делиться, чтобы притом они не погибали. Человеку, который не знает, в чем тут дело, трудно даже представить, как важно было для меня это обстоятельство... Но тут я заболел - просто потерял сознание ночью в лаборатории,- врачи и настояли, чтобы я отправился в санаторий. Однако я все время был со своими амебами -там, в северном городе.

Молчание становилось неловким. Я посмотрел на Лику, и мне вдруг показалось, что мы с ней знакомы давнымдавно, что мы так уже сидели на этой скамейке. Конечно, это было нелепо, но я ей сказал:

- Мне подумалось, что мы с вами уже сидели точно так, на этой самой скамейке, над морем. Это было чертовски давно, когда нас на самом деле не было.

- Да? - Она смотрела настороженно и на всякий случай иронично: - Я уже, кажется, слышала от кого-то об этом или читала.

- Вполне вероятно. Но это лишь значит, что не только мне одному в голову приходили такие мысли.

Лика картинно расширила свои мерцающие глаза:

- И тогда, очень давно, когда нас на самом деле не было, мы тоже молчали?

- Как же вы это объясните? То, что мы когда-то уже были? И сидели так же вот у моря и молчали?.. Переселение душ?

- Как вам сказать... Если хотите. В сущности, в генетическом коде, как на небесах, записано, кем мы были и чем станем. И там, быть может, как лунные всплески, сохраняются следы памяти наших далеких предкоВ.

Дим посмотрел на свой торчащий из сандалета большoй палец, пошевелил им, потом бесовским зеленым глазoм глянул на Лику: - И если мы оказываемся в подобной ситуации, то... Вы понимаете?

Она поежилась, кутаясь в свой серебристый платок.

- Меня утешает, что моя прабабка была не менее легкомысленна, чем я.И в Ликиных глазах плеснулось чтото младенческое, как льдинка в горном ключевом озерке.

...Играли, перемигивались звезды... Струился, серебрясь, Млечный Путь. Вселенная, опрокинутая в комочек протоплазмы... Утратив очертания растрепанной домашней туфли, амеба округлялась, и уже едва заметный обозначался поперечный поясок хромосом. Поясок раздваивался. Его растаскивали в разные стороны нити-тяжи.