– Клянусь, – продолжает она, – эта комната с каждым разом, как я сюда захожу, становится все грязнее. У тебя бумаги размножаются, что ли?
– Ага, пачкованием.
Она пропускает мою удачную шутку мимо ушей и продолжает осматривать комнату. Теребит пальцами объемное бирюзовое колье, надетое поверх отвратительного свитера кораллового цвета. Наверно, ей хотелось бы выглядеть со стороны всемогущей мамочкой, готовой спасать мир, а вместо этого у нее получился косплей Русалочки средних лет.
Тут ее взгляд останавливается на моих волосах. Зеленая прядь в них становится темой каждого нашего разговора, с тех пор как две недели назад я обесцветила ее и покрасила.
– Такое ощущение, будто ты использовала волосы в качестве носового платка, – с кудахтаньем смеется мама. Самая смешная шутка на свете.
– Даже если и так, – ворчу я. – Вообще-то я тут пытаюсь работать.
Она стремительным шагом пересекает комнату и, вырвав у меня рисунок с Гермионой, подносит его к лицу.
– Как-то не похоже на работу для портфолио, – произносит она. – Нора, ты рисуешь мультики. Только посмотри! – Она швыряет смятый лист на пол. – Ты обещала, что перед отъездом напишешь хотя бы черновик своего мотивационного письма.
Я кидаюсь на ковер в попытке спасти рисунок, но уже поздно. Даже если разгладить листок, я все равно не смогу нормально отсканировать изображение. Останется паутина из черточек. И вдобавок тонкая полоска сгиба вот-вот отрежет Гермионе левую ногу.
– Ты порвала его! – Я машу испорченным рисунком перед ее носом.
– Не стоит так драматизировать.
– Я не драматизирую! – Я хлопаю ладонью по шаткой башне из бумаг на столе, и в ту же секунду она с громким шлепком обрушивается на пол. Листы разлетаются в стороны и устилают ковер.
Дженга.
– Ох! – Мама уворачивается от потока бумаг, точно боится промокнуть. – У тебя здесь настоящий свинарник! – Она с отвращением скользит взглядом по разбросанной кипе листов, футболкам и спортивным штанам, сваленным в кучу на полу. – После того как ты уедешь, весь этот хлам отправится на помойку.
– Это не хлам! Это мои рисунки. – Я вытаскиваю клочок бумаги с огромным ананасом-людоедом, у которого с клыков капает слюна. – По крайней мере… большая часть не хлам.
– Почему я должна на это смотреть?
– Не должна. Закрой дверь и не смотри. Я не обижусь.
Она откашливается и повторяет:
– Раз уж я должна смотреть на твою грязную комнату…
– …не должна.
– Нет, должна, потому что это мой дом, – продолжает она, выпрямляя уже и без того идеально ровную спину. – Все это отправится на переработку.
– Это нечестно. Во-первых, мне нужно собраться. А еще не забудь, что завтра папина свадьба, а значит, у меня нет времени, чтобы…
Мама вся напрягается. Удивительно, что она еще не шипит, как вампир, учуявший запах чеснока. После развода она упоминала отца всего три раза: первый – когда тот начал встречаться с миссис Райт, второй – когда она обнаружила в стирке его старую темно-синюю тенниску (я иногда в ней рисовала), и третий – когда пришло приглашение на свадьбу.
Не думаю, что это возможно физически, но мамина спина становится еще прямее.
– Уберись в комнате, или я сама об этом позабочусь в твое отсутствие, – произносит она и уходит.
С тех пор как мама вернулась на работу, она постоянно в стрессе. А последние несколько недель пилит меня по поводу моей летней поездки – трехнедельного участия в одной из самых престижных на свете программ для молодых художников, – словно это ее личная забота. Едва узнав, что меня приняли, она заявила:
– Полагаю, авиаперелет ты оплатишь из своих сбережений с бат-мицвы[5].
Только дедушка меня понимает. Он знает, что для меня значит эта возможность. Знает, что программа Общества молодых художников станет, по сути, моим пропуском в Школу дизайна Род-Айленда. Он видит, как долго и мучительно я корплю над заявкой. Лучше включить пейзаж или абстрактный портрет? (В конце концов я решила добавить оба.) Как лучше всего попросить у мистера Калля, моего учителя рисования, рекомендации? Захотят ли они в принципе принять американку? Ведь в прошлом году, насколько я изучила, или, точнее, с маниакальным упорством разузнала, они зачислили всего трех американцев, а на сайте у них указано, что им хотелось бы видеть «среди своих студентов представителей разных национальностей».
Наверно, дедушка вступился за меня. Потому что два дня спустя, несмотря на нескончаемое ворчание о «пустой трате времени» и «необходимости сосредоточиться на программе подготовки», мама все равно поехала со мной получать загранпаспорт. А когда дедушка обмолвился, что оплатит мою поездку по Европе до и после обучения в графстве Донегол в Ирландии, она даже не возражала.
5
Бат-мицвá – в еврейской культуре достижение ребенком религиозного совершеннолетия (у девочек наступает в 12 лет и 1 день).